Юрка пьяница. Непутевый он. А он вот взял и дожил до семидесяти. И день рожденья выпал на субботу. На чистенькой кухне из холодильника принял свои прохладные сто граммов, закурил ядреную «Яву». Светлеет мир вокруг,  вибрация пространства затихает, все обретает устойчивость и цвет. В открытое окно росистым воздухом струится город Серпухов, сочный, июльский, лиственный.

Сыновья приедут сегодня. Он даже не ждет, знает точно:  приедут. У него их  четверо. Двое от первого брака, двое от второго.

А вот и жена по коридору шаркает, голосом достает:

- Юрка, ну накурил с утра! Шел бы вон на улицу, лето на дворе. Настя спит еще, а уже дышать от тебя нечем! – Вошла на кухню, взмахнула рукой. – Дым глаза ест.

- Тебя съест, подавится, – беззлобно огрызнулся и намекнул: – С днем рожденья, что ли?

- С днем тебя! Поел бы, прежде чем начал.

Каждое утро одна и та же песнь: отравил, не позавтракал. А он слов не слушает. Звучит голос, радует, оно и лучше, чем тишина. Когда-то и тишина наступит. Только вот кто первый замолчит? Кого из них тишина застанет в одиночестве? Он и тут не гадает, знает, что первым уйдет, просто уверен, иначе бы хоть какое сомнение царапнуло, а нет его. Значит, так и будет. Выходит, он и здесь выгадал. Уйдет, а ей тишина – взамен дыма по утрам. Подумал и вроде как виноват оказался. И, виноватый, с кухни вынырнул.

Телевизор пора включать, а внучка спит. Заглянул в другую комнату. Сладко спит, разметала русые волосы. Младший с женой развелся и оставил обеих здесь: дочку да в придачу мать ее, мегеру молодую. Сам в Москве бизнес затевает.  Мегера тоже там где-то крутится, сюда ночевать приезжает только, да по выходным строгостью своей ребенка донимать. Мучает девчонку воскресным воспитанием: «Я сказала, я приказала, выполнять, исполнять!» Будто не голосом, а кнутом хлещет. А внучке перетерпеть денек, губы поджав, и всю оставшуюся неделю под бабкиным крылом расцветать  радостью. Так и растет чудо голубоглазое.

Любит он внучку, любит и удивляется: как это так, через поколение родилась, а волосы светлые и глаза голубые, и все черты лица от него, от деда, явила на белый свет. Сам он породу эту от отца своего принял. 

Девять лет ему было, ну точно как Насте сейчас, когда отец уходил на фронт. Мог бы и вовсе не ходить. Был от призыва забронирован: энергетик, главный инженер, депутат райсовета. Настоял, добился, призвали. Запомнился отец высоким, красивым, в гимнастерке, в ремнях с портупеей, с огромной кобурой, как на последней фотографии, только живой, в цвете запомнился, с добрыми глазами и руками теплыми. Обнял их всех: жену, старшего сына Виктора, его, Юрку девятилетнего, обнял теплыми ладонями – и ушел. Старший лейтенант, политрук.

Через год мать со старшим братом в Нальчик поехали. Отец письмо из госпиталя прислал. Писал, что ногу хотят «отнять», но он не соглашается. В сорок втором командному составу без согласия конечности не ампутировали. Вот и ждал он мать посоветоваться, и дождался, успела она, застала его живым, повидались, а на следующий день не стало отца. Газовая гангрена.

Он, Юрка, не скоро об этом узнал. Он, десятилетний, оставшись под присмотром бабушки Марфы в тыловом городе Баку, ждал, что вернутся они все втроем. И пусть отец будет без ноги. Ждал сначала со дня на день, потом пошли месяцы и потянулись годы.

Письмо от матери пришло из тюрьмы. Схоронить отца она успела, а на утро следующего дня город захватили немцы. Их вышибли оттуда через два месяца. Домой добираться было не на что, мать пошла кольцо то ли продавать, то ли на хлеб выменивать, из письма было ясно одно: осудили ее за спекуляцию. Конкретные пять лет «впаяли» с учетом проживания на оккупированной территории. Про погибшего мужа-офицера не вспомнили. Не вязался образ офицера с позорной статьей.

Брат Виктор тоже из тюрьмы писал. Оставшись без матери в чужом городе, связался он с нехорошей компанией. Взяли его с подельниками на сбыте кожи, украденной со складов.

К тому времени, когда весточки от родных пришли, сам он оканчивал ремесленное училище. В свои двенадцать лет за токарным станком стоял на подставке из пустого ящика, точь-в-точь, как на фотографии в школьных учебниках, повествующей о героизме детей, трудившихся в тылу.

Пока он точил детали на судоремонтном заводе, тихий, умный сосед «наточил на него зуб», да так искусно наточил, что сумел доказать незаконное проживание несовершеннолетнего ребенка в отдельной квартире. «Тем более что ближайшие его родственники, а именно мать и старший брат,  являются уголовными элементами, отбывающими наказание, и права на имевшуюся жилплощадь утратили. Тем более что несовершеннолетнего воспитывает родная бабушка Марфа Ивановна, которая имеет отдельную жилую площадь, достаточную с избытком для проживания двух и более лиц. Тем более…» Эти умные слова он слушал на суде и не верил, что по справедливости все так и будет.

Но однажды, вернувшись с ночной смены, увидел он, что дверь в их квартиру на втором этаже открыта, а незнакомые люди выносят мебель. Лестничная площадка была уже заполнена, потому эти странные люди ставили тумбочки, кресла, этажерки на крайние верхние ступени лестницы, ставили так, что мебель сама срывалась и катилась вниз. Другие странные люди предъявили какие-то бумаги, которые он должен был прочесть и что-то понять. Но ни читать, ни понимать он в тот момент не мог, ему как воздуха не хватало тепла, простого человеческого тепла, и убежал он к бабушке. А бабушка Марфа Ивановна не могла возразить организованным действиям соседа. Она сама подрабатывала, вправляя людям кости. Вывих не всегда врачам подвластен. Вот и шептали врачи безнадежным пациентам, куда надо ехать. Со всего города приезжал к ней народ. А еще она коз держала, над домом, на лысой горе, и поила их привозной пресной водой, которую покупала за деньги. Вступись она за внука, кто знает, в какие грехи обратили бы добрые люди ее невинные труды. Так и зажили они вместе в ее квартире, поправляя козьим молоком хроническое военное недоедание.

- Вот уж верно говорят! – подумал он. – Только бы не было войны, – и понял, что думает вслух.

- Ты с кем это там завоевал? – спросила жена, в комнату заглянув. – А чего в пустой телевизор уставился?

- Включить забыл. Задумался.

- Вот и хорошо. Лотерея твоя уже началась, не успеешь почеркаться. Иди, помоги фарш промолоть.

Ну, что ж, придется субботний тираж в киоске проверять. Вышел на кухню. Взялся за ручку механической мясорубки, крутанул, захрустело в утробе ее, зачавкало.

- А чего тебя родители Верой назвали? – вдруг спросил жену.

- Вот, опомнился, – усмехнулась она в ответ. – Мама верующей была.

- Теперь вон все верующие, – с укором проворчал он.

- Тебе, нехристю, не понять.

 Опять на спор нарывается. Не будет он спорить. О чем? Вон как разбушевались люди, стреляют, топчут друг друга злее, чем на войне, и всё это по телевизору показывают, и в том же телевизоре молятся. Прав был отец, когда не позволил крестить сыновей. А то бы он сейчас тоже молился вместе с чертями этими?

- Юрка, ты ручку-то крути.

- А ты налила, чтобы крутить?

- Чего, опять что ли?

- Не опять, а снова. Плесни для настроения. Нет, стой, я сам.

Сам и открыл холодильник, достойно отмерил дозу в стакан.

- Ну всё, иди на улицу, сейчас опять курить начнешь. Я сама докручу.

- Ладно. Будем здоровы! – выпил, сгреб со стола зажигалку с пачкой сигарет, пошел к выходу. Благо первый этаж, палисадник со скамейкой у подъезда. Обласкала прохлада утренняя. А он и не помнит, когда первую сигарету закурил. То ли на заводе, то ли в ремесленном. До отъезда матери в Нальчик точно не курил, а дальше, как ни вспомнит себя, всегда при табаке. Стоит ли бросать теперь? Чего ради? Дети выросли, сам он вроде пока не в тягость никому. Правда, вон, мелькнула за окном на кухне Настина головка, проснулась, значит, бабку радует. Ну зачем он внучке теперь? Разве только для присутствия?

Через двор от соседнего дома звуки летят: «мать перемать». Собрались трое, гоношатся на предмет поправиться. Трудно ему с бакинским воспитанием матерщину переносить. Столько лет уже в России живет, а не привык. Не ругаются в Баку русские люди погаными словами. Такое там позор. А недавно услышал он интересную вещь, что евреям их религия запрещает человека словом ранить. Строго запрещает, потому как ранение словом смертельным оказаться может. Но человек умирать будет долго и мучительно. Вот и выплыла тогда из туманов памяти учительница МарьИванна, как живая произнесла: «Нечего ему в школе делать. Беспризорный он. Очень плохо на детей влияет. Курит. В ремесленном закончит шестой класс. И хватит ему. Непутевый. Куда его девать?»  И дочка ее Ленка разноглазая: один глаз зеленый, другой голубой, смотрит с соседней парты, строгость изображая, мол, да все мы тут с мамой согласные: нечего ему, такому непутевому, делать среди нас.

Слово «беспризорный» было теплое, потому как бабушка Марфа пятерых своих детей вырастила и еще шестого, беспризорника. Слово это и сама бабушка, и соседи всегда произносили с заметным теплом, потому оно в устах МарьИванны его не обидело, а вот что такое быть непутевым, он не понял. Долго понять пытался, замерял поступки свои словом этим, так и понес его в себе смолоду. По ночам просыпался, в потолок смотрел, утопал в ужасе: а вдруг я и в самом деле непутевый? Боялся: вот вернутся мать с братом, им опора нужна, а я в самом деле такой. Всё растерял, всё утратил, ничего не сберег.

Но однажды ночью к бабушке Марфе самого начальника милиции принесли. Тихо, тайно. Все шептались, а он стонал. Здоровый такой мужик, плотный. На мотоцикле тормозил и ступню вывихнул. Жутко было смотреть, куда торчала из ноги ступня его. Бабушка кость вправила. Платы, естественно, не взяла, а через недельку сама сходила на прием. Начальник подсказал: что, да как, да где двигать, и даже посодействовал кой в чем. По суду взамен квартиры комнату в коммуналке дали – двенадцать квадратных метров. Судья так и сказал бывшему соседу: «Сволочь ты, у пацана отец погиб, а ты!..» Эта сволочь долго еще потом на высоких должностях сидела, на персональном автомобиле ездила.  И две дочки у нее, у сволочи, выросли. Какие? Никакие. Не помнит он.

На квадратные метры в полуподвал возвращались сначала мать, потом и брат с женой. Он снова к бабушке ушел. И жену свою первую привел к ней,  в старый двухэтажный дом с длинными общими балконами, с добрыми соседями.

А Ленка разноглазая, дочка МарьИванны, сразу после школы родила пацана «от духа святого». Так и прогундосила свою жизнь, став учительницей, как и мать ее. Вот ведь привязались, не отвяжешься! Прикурил.

- Де-да, не ку-ри! – Это Настя выпорхнула из подъезда.

- Ты куда?

- В танцевальный.

- Погоди, я провожу.

- Ты медленно ходишь, – и упорхнула белым платьицем по летней улице.

- Эх, если бы отец дал ногу отнять? – вздыхали в семье, когда что-то не ладилось, а не ладилось многое. Брат Виктор снова ушел в тюрьму от жены и от дочери. Он только после сорока годков своих прожитых успокоится, образумится, а точнее, оторвется от братвы.

Сыновья приедут сегодня. Вечером за столом он им скажет. Он знает, что сказать.

От дальней скамейки тишина. Отматерились, утешились. Льют водку в пластмассовые стаканчики. Звали разделить трапезу. Но не пьется с ними ему. Поименно знает каждого: Иван, Сергей да Николай. Тоже выжили. Путево, непутево добрались до своей скамьи. Пьют, не жалуются. А ведь где-то спотыкались,  где-то кому-то задолжали. Памятуют, не памятуют? А в нем болит.

У него, как ни старался, все шаги по жизни, почитай, вышли непутевые. С первой женой после свадьбы по комсомольским путевкам в Казахстан рванул. Целину поднимать. Своими руками строить светлое будущее, а там над ними пули засвистели. Говорят, уголовники бучу затеяли. Но он-то знает, что всё не так. Еды не было, воды не было, ничего не было из обещанного. Взбунтовался народ. Вместо работы толпой ринулись штурмовать столовский склад и местный магазин. К вечеру начальство прибыло. Танцы объявили, артистов знаменитых обещали. Люди поверили. Тут их, сытых, и повязали. Солдатики подъехали по-тихому. «Всем лежать!» – команда была. Стреляли поверху. Потом разборки пошли: кого, куда  девать из попутанных? Он по возрасту вырвался в армию. В Монголию. А жена по беременности вернулась в Баку.

А какие он ей непутевые письма писал! Не верил, что первенец от него. Нет, верил, но проверял, как положено, по-армейски. Жена обиделась, уехала к родне в российскую глубинку. Дурак дураком явился дембелем к жене, вырвал мальчонку из кроватки, прижал к себе: «Мой, мой, мой!»

Простила. Он забрал ее и повез в свой Баку. И под стук колес рассказывал, как воды в Монголии не хватало. Приходит канистра в часть, сопровождающий при всех (так положено) сыплет в нее хлорку. Терпеть! Шла через степь. Вытерпим – выживем. Терпели и строили железную дорогу. И дурели от жары и жажды, и лезла в воспаленные головы всякая всячина. Иначе откуда дурь в письмах его? Подвирал, конечно, но уж очень оправдаться хотелось.

За тринадцать лет совместной жизни с первой женой нажили они еще одного сына и накопили столько взаимных обид и претензий, что разводились с треском. Непутево разводились. Ну да что теперь? Не вернешься. Не исправишь.

Повели пути-дороги. Менял он тупые ножи на острые, над волнами Тихого океана. На плавзаводе «Александр Косарев» работал заточником. Девчонки в путину рыбу резали на разделочных столах. Он ходил среди них, опоясанный специальным ремнем, на котором крепились ножи, и по первому зову менял тупой на острый. А потом бежал точить те, что собрал. Там и встретил Веру, в прямом смысле на волнах океана. Привез в Баку…

А вот и сама она из подъезда выходит, присела рядышком.

- Погоди, только не кури, отдышаться вышла. От плиты на кухне духота.

- Кутабы приготовишь?

- И кутабы приготовлю, и бозбаш, и довгу на утро.

- Тоскуешь по Баку?

- Как не тосковать? Хорошо ведь жили.

- Кто придумал этот 89-й год? Говорят, сами армяне спровоцировали.

- А ты слушай больше. Сволочи придумали. Армяне, азербайджанцы, какая разница? Нормальным людям надо все вверх дном поднимать?

И в самом деле: кому надо было начать людей резать? Чтобы в город танки вошли, пули засвистели, потом мародеры развелись.

- Ну ладно, – успокоил жену. – Вырвались. Живем.

- А ты куда?

- Ну, надо.

- Надо! Выпей да поспи до вечера. И на кухне не кури.

- Ладно, щас выйду.

Выпил, вышел, закурил.

- Знаешь, Вера, о чем я сегодня думаю?

- Ну?

- А что если бы отец позволил ногу ему ампутировать? Ведь я бы семьдесят лет свои не так прожил.

- А что тебе в них не так?

- Да нет, все так. Но мог быть другой смысл?

- Мог, не мог, что теперь?

- А теперь ничего, – согласился он и пошел спать. И проспал до вечера.

Проснулся: сыновья приехали. Младшие на своем транспорте. От Москвы недалеко. Оба бизнесменят. На квартиры пока не заработали, а так всего в достатке. Старшие из Сибири добрались. Первенец директор теперь. Спокойный, вальяжный. Второй сынок строитель, тоже на жизнь не жалуется.

Подарков навезли, в новый костюм нарядили. Тепло за праздничным столом, так тепло, что и мегера свой норов поприжала, ровно дышит, злобой не пульсирует. Ладят между собой сыновья. Ничего не делят, слава Богу. Может, потому и не делят, что делить нечего? Да и Бога нет. Есть во всем только смысл.

Вот пришла его очередь тост произносить. Он поднял рюмку, он знал, что скажет.

- Всю жизнь слышу, бестолково Юрка живет. Непутево. Как же бестолково, непутево, когда вот они, вот! – И обвел жестом сыновей, улыбнулся и залучился морщинами от голубых глаз к вискам.

- За тебя, отец! – отозвались сыновья.

Маринованным баклажаном закусил и как бы косвенно, извиняясь, добавил:

- Всякое, конечно, у нас было. Не мог я всегда быть хорошим. Ну, как случилось, так случилось. Я вот тоже сегодня вспоминал. Про отца своего думал. А что если бы он тогда разрешил ногу ампутировать и вернулся бы живым?..

Замолчал, за этим «если бы» должна была сложиться иная жизнь, совсем иная. Только вот он никак не мог нафантазировать себе эту жизнь. В воображение входил одноногий отец на костылях. Живой. И всё! Дальше складывалось всё, как складывалось наяву. Никакие другие варианты не рисовались.

- Он не вернулся бы живым, – вдруг сказал старший и в наступившей тишине добавил: – И бабушка не вернулась бы, и брат твой тоже. Они бы даже до тюрьмы не дожили. Я недавно в интернете смотрел. Немцы, когда в Нальчик вошли, всех раненых расстреляли. Все госпитали взорвали. Они бы и бабушку, как жену красного командира, вычислили. Думаю, и дядю бы не пощадили. Тогда бы точно ты в полном одиночестве по жизни карабкался.

- Выходит, спас нас отец?

- Выходит.

Выпили за его отца. И за маму. И за брата, который уже отошел в мир иной. И за бабушку Марфу выпили.

Доброе получилось застолье, долгое. Спать уложились с рассветом, в двух комнатах на диванах, кроватях и раскладушках. Заснули быстро и крепко. Он в суматохе попросил телевизор на кухню вынести, чтобы якобы не мешал размещаться. Здесь и дожидался нужного часа, и думал.

Выходит, спас нас отец, а дальше все вперекосяк  пошло. Но быть могло только хуже. На лучший исход судьба в себе шансов не таила. Он всегда понимал, что никакого ихнего Бога нет, но есть смысл. Во всем есть смысл, вот такой простой и жесткий. Прав был отец, а теперь получается, что и во всем был прав. Вот мы на этом свете, на белом свете, вот и я здесь. А дальше что? Какой свет? Красный? Синий? Желтый? На каком свете мы будем там? Если здесь белый, то там какой? Черный отзывается. Это если не лукавить. Вот и стремимся быть на белом, и никакого другого света нам не надо.

Да если бы он был, ваш Бог, ввинтил бы он такую дребедень в человека, как печень, почки, легкие? Механизм, мы и есть механизм, со сроком годности. Если у такого изделия  создатель есть, то какой же он Бог? Скажите ему, что он создатель, так он и посмеется над вами. Сердце стучит, пока свое не выстучит. Работает машина.

Когда стрелки на часах показали без одной минуты восемь, он плотно притворил дверь, подсел поближе к телевизору, очки надел, билеты лотерейные воскресные в порядке разложил на стол: один над вторым. Авторучку приготовил и, пультом засветив экран, вмиг убавил звук до минимального. А все равно кричит чудак из телевизора, кривляется, бодрячком скачет. Будто он, Юрий Михайлович, купил эти билеты нехотя, а теперь его надо убедить, что правильно он поступил, что вот еще чуть-чуть – и все будут счастливы, и он в том числе. Если бы он сам ни на что не надеялся, стал бы каждую неделю билеты покупать? Хотя в глубине души он и вправду, ни на какой выигрыш не надеется. Тут дело в другом.

На экране шарики заскакали. Чудак цифры выкрикивает. Юрий Михайлович крестами квадратики в билетах покрывает. И чувствует уже, что отстает, кому-то другому нужные числа выпадают, и вот этот кто-то заполнил первую горизонтальную строку, и сумму выигрыша всем объявили, и город, в котором счастливчик живет, тоже назвали. Для остальных шансы на выигрыш остаются. Мелькают шары, звучат цифры, и снова видит Юрий Михайлович, что отстает, и понимает, что так и будет отставать до конца розыгрыша, где ему в лучшем случае рублей сто выпадет, которые он снова обменяет на два билета, чтобы в следующие выходные вот так же азартно присесть у телевизора. И не верить в выигрыш. Но все-таки удачу стеречь. Ведь недополучил он чего-то в жизни, по-крупному недополучил, да так по-крупному, что несправедливость эта должна иметь какое-то разрешение. И не о себе он вовсе думает, самому ему, с его потребностями, всего хватает теперь, а вот если бы он свое недополученное смог вдруг детям отдать, как бы оно им всем сейчас сгодилось, как бы облегчило все их старания жить.

Лотерейный билет – это как рыбалка, только наоборот. Рыбу выудят и съедят. А тут миллионы крючка жаждут, чтобы схватиться за него всем своим существом и вынырнуть!

Нет, не верит он в выигрыш. Но отними у него эту воскресную забаву, какая пустота наступит! Пусто-пусто, как в домино. Окончательно и навсегда!  И тишина. Никто никогда не допустит такой пустоты. Государство не допустит. В этом смысл!

Задумался и пропустил номера. Вот и эти билеты придется в киоске проверять. Ну да и пусть, там все равно больше сотни не выпало. Если выпало вообще.

Погасил экран телевизора. В открытое окно струится запахом листвы летнее утро. Солнце греет подоконник. Спят за стеной сыновья, спит любимая внучка Настя, родная жена Вера тоже спит. Наступает первый день семьдесят первого года его непутевой жизни. Он закурит, он выйдет из подъезда, присядет на скамейку и закурит, а в синем дыму его ядреной «Явы» будут плыть и таять: военное детство, не поднятая целина, жаркая Монголия, бескрайний Тихий океан. 

      Лялька была вся из себя замдиректора. Рано утром собрала труппу театра в актовом зале гостиницы и заявила, что мы сворачиваем гастроли. Завтра уезжаем из большого города Кургана в свой маленький Шадринск. Во всем виноват дядя Коля. Он опозорил театр, да какой там театр? Родину опозорил! Устроил скандал с итальянкой. Той самой, с которой в холле в шахматы играл по вечерам. Ну, да – девчонке – 18, ему – за 60.  Она в своей Италии ногу сломала. Сложный перелом. За большие деньги привезли к Илизарову. Срастили ногу, слава науке! Им сегодня на самолет. Им домой лететь! А дядя Коля, сволочь, что-то такое про себя порассказал, что девчонку понесло. Короче, не гастроли сворачиваем, а спектакли отменяем, в которых дядя Коля занят. Отправляем его домой. А, может быть, и не отправляем. Может быть, вот сейчас прямо осудим просто. На вид поставим, выговор объявим. Но гастроли доиграем. Может быть. Хотя, вряд ли! Короче, сама она не знает…

- А что случилось? – спросил кто-то.

Замдиректора умным лицом обвела аудиторию.

-  Женится дядя Коля.

-  Давно пора! – хмыкнул в зале сонный голос.

- Итальянку охмурил.

- Ну, вот тебе и в жопу ранетый! – хихикнула умная Милка.

- Всю ночь к ним в дверь барабанил. Мать ее в панике. Милицию вызвала. Сейчас там не только милиция. Сами понимаете. А девка утром лететь отказалась.

-  Где он сам теперь? – спросил кто-то.

- За-ба-ри-ка-ди-ровался! Гад! – прошептала Лялька так, что все услышали.

Дядя Коля был фронтовик. Все мы, кому случалось выпивать с ним, ну, допустим за начало сельских гастролей, в какой-нибудь районной гостинице, знали, что после второго третьего стакана портвешка дядю Колю прорвет, и он обязательно расскажет про эшелон. Про тот самый, в котором его разбомбили по пути на фронт. Свистели бомбы, гром гремел страшней небесного, земля взлетала комьями под облака и, осыпаясь, роняла клочья тел человеческих на еще не убитых, но уже обезумевших новобранцев. Очнулся дядя Коля в госпитале. Там и кончилась его война. Комиссовали с осколочным ранением в ягодицу. Эту самую ягодицу он тут же и демонстрировал. Реальный шрам на конкретном месте перечеркивал впечатление от его рассказа.

Мы-то войну познавали в кино. Там она была убедительно героической и победоносной. Совсем не про дядю Колю. Потому промеж собой мы тихонько хихикали над его боевой заслугой.

Да и актер он был так себе, невысокий щупленький, как бы ныне выразились, без харизмы.

В театральном автобусе он сидел на переднем сиденье. Когда холодало, каракулевый воротник его пальто обдавал меня запахом нафталина, вытравляя все мечты о светлом будущем. Всякий молодой актер понимает, что маленький провинциальный театр лишь эпизод в его биографии. Здесь он, наиграет репертуар, поднаберется опыта и вот, еще немного, еще чуть-чуть, и жадная до талантов столица распахнет перед ним свои двери, а там всесоюзная известность, и всенародная любовь, и лучистая слава примут его в свои объятия, как сына родного. Но крепкий нафталин, как нашатырный спирт, трезвил сознание до прозрачной ясности, где усердный автобус, с затихшими в нем артистами, бежал от райцентра к райцентру по заснувшему в снегах Зауралью. Бежал, не умея остановиться, и укачивал в сон, утомленных  пассажиров. Однажды я приснился себе в образе воротника. Лежал я на плечах дяди Коли весь пушистый и пахучий, весь в тепле и неге, но автобус качнуло, и, пробуждаясь, из бездны, во след себе я услышал голос:

- Эта музыка будет вечной.

- Утреннюю сказку отменяем! – подводила итог собранию Лялька. – Там дядя Коля Козла играет, роль центральная, ввести никого не успеем. Вечером «История любви», там молодежный состав, там у него эпизод. Замену найдем. До обеда решим, кем заменить.

- Кем бы здесь его заменить, – съязвила умная Милка.

- Все! – отрезала замдиректора, – Расходимся. Желательно всем быть в номерах.

Мы расходились, шурша, по тишине подошвами, а потом умная Милка и я, не сговариваясь дошуршали до холла второго этажа и молча, присели в кресла. Далее по левому коридору, за третьей дверью справа был номер люкс. Из него звучали взволнованные женские голоса. Они звучали так громко, что даже на нашем расстоянии слышны были все итальянские слова с твердым русским «р», а больше ничего в них не было понятно. И, вдруг из соседнего номера суматошно выскочили два человека в костюмах: один высокий и прямой, второй сутуловатый, втянувший голову в плечи и, с румянцем на щеках. У них там, в покинутой комнате, что-то явно сорвалось. Они оглянулись на нас, но не стали отвлекаться. Сутуловатый быстро настроил ухо на дверь люкса и начал переводить. Прямой внимательно слушал. Сутулый вынужден был говорить громко, пробиваясь сквозь шум голосов, летящих из-за двери, потому мы тоже слышали его.

- Это безумие, – успевал сутулый за зрелым женским голосом, – Он принес тебе цветы! Он пришел к тебе взять в жены! Старый.. э-э.. козел.

- Мама, ты все неправильно понимаешь, – преображался переводчик, следуя за голосом девушки и впадая в ее интонации. – Нет ничего того, что тебя возмущает!.. Нет! Нет! Нет!

-  Какого черта мы не улетели?!

- Я сама не знаю, мама! Но я не могла оставить его одного!

- Кто он тебе?

- Я не знаю, кто он мне, мама! Я не знаю, кто он мне!

- Он хочет взять тебя в жены. Ты для этого здесь остаешься?

- Мама я не остаюсь, но я должна его увидеть. Я не могу оставить его одного.

-  Хорошо, дорогая! Здесь мы лечили твою ногу, а голову лечить будем в Италии!

- Мама, мама! Это я виновата! Я позволила ему так думать! А теперь он в опасности. Из-за меня! Я не могу оставить его одного!

- Зачем он тебе? Зачем этот безумный старик?

- Мама, ты никогда не показала мне отца! Даже на фотографиях!

- Ну и что? Ну и что? Так случилось. Он тебя не стоит!

- Мама! У тебя был папа! Ты видела его живым.

- Я!.. Я… Я видела.

-  Иногда к нам приходила толстая тетя Софи. Когда я была маленькая, ты уводила меня в дальнюю комнату. Ты не хотела, чтобы я слушала ее рассказ о том, как всю вашу деревню немцы вели на расстрел: и мужчин, и женщин, и твоего папу. Но я это слушала, я подкрадывалась к двери, и несколько раз мне удалось подслушать эту страшную историю. Каждый раз она рассказывала ее по новому, потому что ты каждый раз выспрашивала все новые и новые подробности…

- Это не твоя история! Тебе не надо было ее знать!

- Но я ее знаю, мама! И я не жалею о том, что я ее знаю! И, если бы я не знала эту историю, я бы совсем не знала моего деда. А теперь, я с детства смотрю на него глазами толстой тети Софи, которая не всегда была толстой. Она была хрупкой маленькой голодной девочкой, которой удалось споткнуться и укатиться с дороги под гору, и не дышать, и смотреть, как всех ее родственников…

- Замолчи! Замолчи! Ты точно сумасшедшая! Я свяжу тебя веревками и увезу домой лечить голову!

- Хорошо, я согласна, я согласна лечить голову. Но прежде мне надо увидеть его!

- Я тоже была маленькой девочкой. Но это было так давно, что можно сказать не было никогда! Это теперь никому не надо!

- Мне надо, мама, мне надо!  Николя, – тут переводчик поперхнулся, – Ни-коля… рассказал мне несколько своих историй.

И мы услышали в изложении юной иностранки, в переводе нашего чекиста, один из давно известных нам рассказов дяди Коли о том, как перед посадкой в эшелон, они ловили дезертира. Он был деревенский паренек и у него, похоже, сдали нервы. Его недосчитались при построении на перекличке. Трем взводам приказали прочесать лесок за станцией. Не успели приступить, беглец сам вышел навстречу. Он путано и сбивчиво бормотал что-то про расстройство желудка. Опытный офицер спросил:

- Где винтовка?

Винтовки при нем не было, и он не мог вспомнить, где она? Бросились искать винтовку. Нашли, неподалеку, в стоге сена. Он сам спрятал оружие. Это был приговор. Когда паренек вырыл себе могилу, его спросили о последнем желании. Он сказал: «Хочу морковку. Свежую». Эту историю, дядя Коля обычно рассказывал, чтобы объяснить, почему он вообще не ест морковь.

И вот, не успел переводчик, произнести последнее слово, точнее, в тот момент, когда он ошеломленный словом «морковку», произносил слово «свежую», перед ними распахнулась дверь и явилась юная итальянка. Невысокая, смуглая, полноватая.

- Здравствуйте! – сказала она

Пока сутулый сглатывал воздух, прямой решительно произнес:

- Здравствуйте! Мы, к сожалению, не говорим по-итальянски.

- Решительно не говорим, – задыхаясь, поддержал его сутулый.

- Но можем перейти на английский. Do you speak?..

- Благодарю, вас. Я говорю по-русски. Что вам угодно?

Рядом с девушкой появилась ее темпераментная мама, такая же невысокая и смуглая, и затаратирила что-то на своем языке.

- Мама спрашивает, кто вы? – перевела девушка.

- Мы представляем… Как бы вам доступней объяснить, по вашему это называется муниципалитет, – очень мягко, но с напором произнес высокий, – переведите вашей маме, что все ваши сложности с визой улажены, на вечерний рейс в Москву билеты для вас забронированы.

Девушка, не отрывая взгляда от лица высокого, медленно и монотонно перевела маме его слова. Мама затрясла правую ладонь благодетеля двумя своими темпераментными руками  и принялась осыпать его словами благодарности. Когда она затихла и на радостях нырнула в номер, девушка тихо спросила:

- Могу я видеть Николя?

- Да, конечно, – проникновенно согласился с ней высокий, – Мы его сейчас приведем.

Девушка вышла в коридор и, прикрыв за собой дверь, махнула рукой в сторону холла.

- Я буду ждать его здесь.

Прямой и сутулый двинулись к лестнице. Путь им предстоял не близкий, дядя Коля жил на пятом этаже. Девушка тем временем, вышла в холл, достала из общей тумбочки

шахматы и присела к столу на свободное кресло.

- Здравствуйте, – сказала она.

- Здравствуйте, – ответила умная Милка.

Я тоже что-то смущенно промычал.

- Вы с ними? – спросила она угнетенно.

- Нет, мы скорее с ним, – нашлась умная Милка.

- Вы друзья Николя? – оживилась итальянка.

- Ну, да, мы за него! – смело сказал я.

А ведь иногда я проходил через этот холл по пути из вечернего буфета и видел в приглушенном до желтизны освещении дядю Колю и смуглую полнушку за шахматной доской. Вот тебе и воротник! Вот эта музыка будет вечной!

-  Я Джулия, – сказала девушка.

- Людмила, – ответила умная Милка.

Я тоже представился.

- Помогите мне, – попросила Джулия.

- Мы? – удивился я.

- Да. Если они приведут Николя, я не хочу, чтобы они слышали, о чем мы будем говорить. Он хороший человек. Просто не совсем правильно меня понял. Я тоже его люблю. Но не так! Это я виновата в том, что утром он пришел жениться.

Я выложил на столик брелок-бочонок с ключом от моего номера.

- Вот, возьмите.

- Это где?

- Здесь. Вот этот коридор, дверь по правой стороне.

- Проводите.

- Да, конечно.

 Когда она входила в мой номер, я принюхался к ее затылку. До жути хотелось узнать, чем пахнет итальянка. Сеном пахли ее волосы, после бессонной ночи. Сено и нафталин. Эта музыка будет вечной!

- Извините, не убрано. Если, что… Кофе, кипятильник. Ну, я пошел.

Я шагнул из номера спиной вперед и наступил на чью-то ногу. Это был дядя Коля. Он спустился на этаж по противоположной лестнице, не по той по которой двинулись к нему высокий и сутулый. Он отскочил, он не сразу узнал меня, он принял бойцовскую стойку.

- Дядя Коля, это я. Доброе утро!

- А пошли они все на х…! – сказал он.

- Согласен, – сказал я.

- Ты уже все знаешь?

- Все знают.

- Ни хера вы не знаете. Меня занесло. Ну, что было, то было. Постучи в ее номер. Позови.

- Уже позвал, – сказал я, – она здесь.

Она стояла в дверном проеме и смотрела на него своими темными грустными глазами.

- Джулька! – сказал дядя Коля.

- Николя! – сказала Джулия.

- Ну, я пошел, – сказал я.

Умная Милка расставила шахматы на доске и смотрела на них, подперев щеку ладонью.

Мы с высоким вошли в холл почти одновременно. Он из того коридора, где был люкс, я из того, где был мой номер. Высокий оглядел холл и присел в кресло напротив Милки.

-  Ваш ход, – сказала она, не отрывая руку от щеки.

Высокий уперся в Милку взглядом, так, что она вся вжалась в себя.

- Ну! – сказал он.

- Ну, и что «ну»? – ответила Милка.

- Где они?

- Кто они? – искренне удивилась Милка.

- Если его нет в номере, а ее нет здесь, значит они вместе! Где?! – он выкрикнул вопрос,  резко встал на ноги и отошел к окну. Он обозначил нам свою спину. В окно светило солнце, огибая светом застывшую фигуру в солидном костюме. Молчали минут пять.

- Где они! – спросила фигура.

- Они рядом, – сказал я.

- Где?!

- В моем номере.

- Что они там делают?

- Детей они делают, – съехидничала умная Милка.

Высокий развернулся на каблуке и подошел ко мне.

- Парень, ты куришь?

- Курю.

- Дай сигарету.

Я протянул ему пачку «Опала».

- С вашего позволения, – кивнул он Милке,  и неумело прикурив от моей зажигалки, вновь присел в кресло перед шахматной доской. Он несколько раз затянулся, с отвращением выдыхая дым. 

- Нет страшнее зверя, чем взбесившийся баран, – вдруг, сказал он, вдавливая недокуренную сигарету в пепельницу.

В этот момент в холл почти бегущей походкой влетел сутулый. Он положил на стол перед высоким бумажный пакетик и, шуточно извиняясь, пояснил:

- Оказывается, не так легко найти. Но кое-где есть.

Высокий взглядом оценил пакет и обратился к Милке:

- Ну, ваш ход, сударыня.

- Первыми ходят белые, – ответила она.

- А мы перевернем доску, – предложил высокий.

- А стоит ли? – не сдавалась Милка. – Ведь проще взять фигуру и сходить.

- Да вот что-то не берется, – нервно произнес высокий и прислушался к шагам в коридоре.

Да, это были они: дядя Коля и Джулия. Она вернула мне ключ от номера и сказала:

- Мы все уладили.

И зависла тишина.

-  Николя хочет принести извинения моей маме, – сказала она всем нам.

И вновь зависла тишина.

-  Он мой дедушка. Вы его не расстреляете? – обратилась она к высокому.

- Вы о чем? – спросил высокий.

Джулия поцеловала дядю Колю  в щеку:

- Я о дедушке.

- Ну, и хорошо, – сказал высокий.

Дядя Коля подошел к столу, взял черную пешку и сделал ход навстречу высокому.  Вернулся к девочке и обнял ее.

- Пойдем, Джулька, – сказал он.

Они ушли извиняться.

- Ваш ход, – сказала Милка.

- Финита ля комедия, – сказал высокий, поднимаясь на ноги, – спасибо за компанию.

- Всегда пожалуйста, – съязвила умная Милка и добавила вслед уходящим. – Извините, товарищи, вы пакетик забыли.

Высокий вернулся за пакетиком и, сделав несколько шагов, избавился от него, швырнув в урну.

- Интересно, что там? – спросила Милка.

Когда их шаги отзвучали в коридоре, я извлек пакетик и раскрыл его. Там была морковка. Одна единственная красная морковка.

читать новости 2013 г.  ( январь – март)

читать новости 2013 г.  (апрель – сентябрь)

29 декабря  Александр Воронин отмечает 55-летие

Издательство Kazan-Казань к этой дате выпустило сборник драматических сочинений юбиляра. Тираж отпечатан в типографии «Алгоритм+».

В книгу вошли пьесы, сценарии и монологи, написанные в последние годы. Председатель Казанской городской организации Татарстанского отделения Союза российских писателей, член правления Союза театральных деятелей Татарстана Александр Воронин более тридцати лет преподает историю драмы в Казанском театральном училище. В настоящее время является также заместителем главного редактора литературного журнала «Аргамак. Татарстан». Но главным делом жизни для него всегда остается литературное творчество. Пишет он в разных жанрах, что нашло отражение и в его новой книге. Так, наряду с исторической драмой «Монарх-монах» здесь представлена комедия «Полеты в параллельных мирах», премьера которой состоялась в Казанском театре юного зрителя в мае 2006 года. А рядом с киноповестью «Собака Баскакова», отмеченной первой премией Международного литературного конкурса «Детское время», стоит пародийный парафраз «Пара», принятый к постановке Театром на Булаке.

Презентация новой книги Александра Воронина планируется в январе – в Музее Константина Васильева на заседании литературного объединения имени В. Мустафина, а также в Библиотеке Серебряного века (Елабуга) и ДК «Энергетик» (Набережные Челны).

Александр Воронин со своей Музой (Ириной Григорьевой)

18 декабря  Вышел новый номер литературного журнала «Аргамак»

Его презентация прошла на декабрьском заседании Литературного объединения имени В. Мустафина в Музее Константина Васильева.

Последний итоговый номер уходящего 2013 года литературного журнала «Аргамак» открывает новая большая поэма «Двуглавый ангел» Валерия Клячина, который за рулем своей малолитражки минувшим летом проехал от Иванова до Иркутска и обратно, побывав и в Казани. Известный писатель, главный редактор всероссийского интернет-издания «Русский крест» по-новому открыл для себя Россию и представил читателям свою поэму в собственном исполнении в виде большого видеоклипа на сайте журнала. А теперь она появилась и в печатном виде – с оформлением художника Ольги Беловой-Недовизий. Кстати, ее графическому творчеству посвящается одна из цветных вклеек «Аргамака».

На страницах нового номера широко представлено творчество татарстанских поэтов – известных казанских мэтров Рената Хариса и Николая Беляева, а также челнинцев Николая Алешкова и Натальи Первовой. А руководитель литературного объединения имени М. Зарецкого, член Союза российских писателей Алёна Каримова в своих поэтических переводах представила трех молодых татарских поэтесс Луизу Янсуар, Лилию Гибадуллину и Эльвиру Хадиеву.

Прозаическую часть номера составили новые произведения Владимира Крупина и Елены Шатохиной, Рустема Сабирова и Александра Воронина. Новые книги в рубрике «Издано в России» рецензирует Сергей Алпатов, недавно ушедший из жизни. Для «Аргамака» – это большая потеря…

Но жизнь продолжается. И вот заместитель главного редактора литературного журнала «Аргамак. Татарстан», автор популярного издательского проекта «САДИК» (Современные авторы – детям. Издано в Казани), известная челнинская поэтесса Вера Хамидуллина представляет читателям свою подругу, талантливого поэта, композитора и художника, иллюстратора всей серии и разработчика заданий по логике для дошколят Валентину Черняеву:

Ярким бисером расшито покрывало в час ночной,

А застёжка из самшита называется Луной.

Распахнется покрывало, звёзды ночь спахнёт крылом…

Значит, утречко настало! Поздравляю с новым днём!

Так же на заседании литобъединения имени В. Мустафина его руководитель, лауреат Державинской премии 2013 года Михаил Тузов предложил для обсуждения ряд статей из журналов и интернет-изданий, новые члены лито читали свои стихи. А в заключение директор музея Геннадий Пронин поздравил всех «мустафинцев» с Новым годом.

Следующее, январское заседание Литературного объединения имени В. Мустафина намечено на 15 января 2014 года.

6 декабря 100-летие Виктора Розова отметили в Москве

Юбилейный вечер прошел в Российском академическом молодежном театре.

На сцене Центрального детского театра, как тогда назывался РАМТ, Виктор Розов дебютировал в 1949 году пьесой «Её друзья». Здесь состоялись премьеры спектаклей «В добрый час!» и «В поисках радости» в постановке Анатолия Эфроса. А молодой актер этого театра Олег Ефремов поставил пьесу «Вечно живые» и открыл ей свой театр «Современник». Позже Михаил Калатозов поставит по ней фильм «Летят журавли», который получит Гран-при на Каннском кинофестивале и будет объявлен лучшей отечественной кинокартиной ХХ века.

Много лет Виктор Сергеевич вел творческий семинар драматургии в Литературном институте имени А.М. Горького, который сам Розов окончил в 1953 году. Его ученики и сегодня успешно продолжают дело Мастера. В частности, выпускник 1981 года Владимир Попов подготовил и издал книгу «Свет Розова», которая в эти дни представлена читателям.

На вечере в РАМТ показывали отрывки из лучших розовских пьес, демонстрировали редкие кинокадры и телеинтервью драматурга, делились воспоминаниями о большом русском писателе Викторе Сергеевиче Розове.

4 декабря Литературный институт имени А.М. Горького отпраздновал 80-летие

В Большом зале Центрального дома литераторов в Москве прошел Съезд выпускников литинститута. Поздравительные телеграммы писателям прислали Президент России Владимир Путин и председатель Правительства РФ Дмитрий Медведев.

Торжественные мероприятия продолжались три дня. Сначала в Литинституте прошла Международная научно-писательская конференция, в которой приняли участие делегации из Болгарии, Вьетнама и других стран, которые съехались на юбилей родного литинститута. Затем в ЦДЛ состоялся Поэтический фестиваль, на котором выступили выпускники разных лет. После в альма-матер провели круглый стол «Современная литература: творчество или технологии?». И в заключение в Большом зале Центрального Дома литераторов состоялся Съезд Содружества выпускников Литературного института.  Ректор Борис Тарасов зачитал поздравления от высших руководителей страны, в том числе от Президента, премьер-министра, глав МИДа, минкультуры и проч. Татарстан на торжествах представлял главный редактор литературного журнала «Аргамак», председатель Татарстанского отделения Союза российских писателей, выпускник 1982 года Николай Алешков.

2 декабря Центральная универсальная научная библиотека имени Н.А. Некрасова представила москвичам литературный журнал «Аргамак. Татарстан»

Встречу с читателями провел главный редактор издания, председатель Татарстанского отделения Союза российских писателей Николай Алешков.

Новый цикл программ Библиотеки имени Н.А. Некрасова «Журнальный зал» открылся презентацией издания «Аргамак. Татарстан». На вечере, посвященном 80-летию Литературного института имени А.М. Горького, выступили писатели, поэты и читатели журнала. Ведущий вечера – заместитель главного редактора, председатель Казанской городской организации Татарстанского отделения Союза российских писателей, драматург Александр Воронин рассказал об истории создания литературного журнала, о его культурно-просветительской миссии. Главный редактор Николай Алешков прочел свои новые стихи и рассказал о планах редакции на будущий год. В частности, один из номеров будет посвящен предстоящему летом съезду Союза российских писателей.

На презентации выступили постоянные авторы и сотрудники редакции, в том числе председатель Содружества выпускников Литинститута, руководитель творческого семинара прозы Александр Ольшанский и главный редактор журнала «Деловой Подольск» Сергей Грачев, московский поэт Евгений Белозеров и челнинская поэтесса Ксения Ларина.

После такого успешного дебюта «Некрасовка» намерена и дальше знакомить москвичей с лучшими «толстыми» литературными журналами провинции, на страницах которых произрастает подлинная российская словесность XXI столетия.

Фото с сайта http://nekrasovka.ru/argamak-tatarstan-2/

27 ноября Дом-музей Василия Аксенова объявил, что в этом году традиционный «Аксёнов-фест» все же состоится

Приглашаются молодые поэты и прозаики, кто хотел бы участвовать в мастер-классах, свои произведения можно прислать и на наш сайт.

В этом году «Аксёнов-фест» припозднился, очевидно, тому причиной стала Универсиада, которая прошла в Казани летом этого года. Но все же совсем обойтись без фестиваля, посвященного нашему выдающемуся земляку-писателю было бы неправильно. Поэтому друзья Василия Павловича решили все же приехать в Казань 17-18 декабря.

И как всегда, мастер-классы с начинающими и профессиональными литераторами проведут известные московские писатели – Евгений Попов, Александр Кабаков, Светлана Васильева, Максим Амелин.

Желающие участвовать в мастер-классах и выслушать в свой адрес нелицеприятные, но всегда полезные и доброжелательные, профессиональные суждения – могут присылать свои рукописи (обязательно в электронном виде) на электронный адрес Татарстанского отделения Союза российских писателей writers@russia.ru или в редакцию журнала «Казань» kazan-magazine@yandex.ru.

21 ноября Российское литературное собрание проводилось впервые в истории

Встреча с Президентом России Владимиром Путиным состоялась в Университете Дружбы народов и собрала более пятисот писателей, переводчиков, учителей, издателей со всей страны. Республику Татарстан на данном мероприятии представлял председатель Татарстанского отделения Союза российских писателей, лауреат всероссийских литературных премий, главный редактор журнала «Аргамак. Татарстан» Николай Алешков.

Первое в современной истории страны Российское литературное собрание предложил провести советник президента РФ Владимир Толстой, которого поддержали другие потомки классиков – Достоевского, Лермонтова, Пастернака. Сначала словесники работали по секциям, а после собрались на пленарное заседание, в котором выступил глава государства Владимир Путин. Президент РФ предложил придать национальной программе поддержки чтения государственный статус и вслед за Годом культуры в России (2014) объявить 2015 год – Годом литературы. Социальные права представителей творческих профессий должны быть зафиксированы законодательно, заявил Владимир Путин на Российском литературном собрании. По его словам, писатели и другие представители творческой интеллигенции испытывают зачастую трудности с получением больничных листов, пенсий или средств на лечение. «Это реальная проблема, – подчеркнул он. – Нужно подумать, как поправить законодательство. Мы не сможем вернуть способы материального поощрения для писателей советского времени, когда автор получал с объема изданной часто не литературы, а макулатуры. Сегодня это невозможно. Но как-то зафиксировать элементарные социальные права представителям творческих профессий необходимо, мы постараемся это сделать и вместе с вами подумаем над этим».

Ранее с подобной инициативой социальной поддержки писателей – посредством возвращения статуса творческих союзов вместо нынешних «общественных организаций» – выступил советник президента РФ Владимир Толстой. Именно для обсуждения этой проблемы он и предложил провести Российское литературное собрание, отмечает РИА «Новости»,. И в результате сам выступил ведущим мероприятия.

Выступая на нем, Наталья Дмитриевна Солженицына подняла тему массового невежества, которое поглотило нашу страну и лишило нацию нравственных ориентиров. При расколе, который наблюдается в нашем обществе, по мнению вдовы писателя, детям о нравственности и сострадании смогут рассказать только Толстой и Достоевский. Она обратила внимание на совершенно плачевное преподавание литературы в школах. Сегодня сочинение не является обязательным экзаменом, а по новому образовательному стандарту уроков литературы не существует вовсе – они объединены с русским языком. Филологическое образование в вузах практически свернуто.

Учитель литературы Сергей Волков рассказал о том, в каких унизительных условиях сейчас приходится работать педагогам-словесникам: им некогда читать книги, они вынуждены заполнять тонны бумажек. Учитель стал маленьким человечком, задавленным всей мощью абсурдного бюрократического аппарата. «Сегодня я не могу сказать: откройте тетради. По новым стандартам я должен сказать: откройте ваши рабочие поля».

По мнению учителя, «стреноженный» по рукам и ногам стандартами, сегодня преподаватель литературы куда более несвободен, чем когда-либо в отечественной истории. Поэтому с нашей страной «что-то не так».

- Судя по всему, власть всерьёз намерена вникнуть в литературные проблемы и оказать писательским союзам реальную помощь, – высказал свое мнение специально для нашего сайта сопредседатель Союза российских писателей, руководитель Омского отделения СРП Александр Лейфер. – Как я понял, в ближайшее время профессия «писатель» (или «литератор») будет включена в государственный перечень (реестр) профессий, уточнены вопросы нашего пенсионного обеспечения. Писателям будет возвращена такая, например,  социальная мера защиты, как оплата больничного листа, что фактически приравнивает наше дело к разряду общественно значимых. Будет поддержана деятельность Литфонда, а главное – значительно расширится грантовая поддержка различных литературных (прежде всего некоммерческих) проектов. При этом власть обещала не вмешиваться во внутренние дела существующих писательских союзов, диктовать мастерам пера (как бы «в обмен» за помощь) темы будущих книг и проч. Об этом было сказано сразу, и, видимо, такие заверения придали разговору доверительный и откровенный характер.

Среди выступавших в переполненном зале Российского университета Дружбы народов, в частности, были секретарь правления нашего Союза  российских писателей Владислав Отрошенко и ректор Литературного института имени А.М. Горького Борис Тарасов (кстати, этот единственный и неповторимый вуз в конце ноября отмечает 80-летие), председатель Союза писателей России Валерий Ганичев, писатели и телеведущие канала «Культура» Игорь Волгин и Александр Архангельский, известные поэты Борис Олейник (Украина) и Андрей Дементьев, прозаики Борис Екимов и Юрий Поляков.

Михаил Юрьевич Лермонтов выдвинул инициативу вернуть литературные премии и напомнил, что его великому предку в будущем году исполняется 200 лет. А народный артист России Сергей Безруков (напомним, это он сыграл в кино Александра Пушкина, Сергея Есенина и Владимира Высоцкого!) предложил – по аналогии с Фондом кино – создать в стране Фонд поддержки литературы. И Президент РФ Владимир Путин с этим предложением согласился, хотя заметил, что финансирование такого фонда из казны будет менее существенным. Согласитесь, индустрия кино куда более затратная штука, нежели вождение пером по бумаге!

20 ноября  В Музее Константина Васильева отметили 15-летие литературного объединения имени В.С. Мустафина

Специально из Набережных Челнов на юбилей приезжал председатель Татарстанского отделения Союза российских писателей, главный редактор литературного журнала «Аргамак. Татарстан», лауреат всероссийских литературных премий имени Г. Державина (Лаишево) и А. Прокофьева («Ладога») поэт Николай Петрович Алешков.

Юбилейное заседание литературного объединения имени В.С. Мустафина, которым сегодня руководит лауреат Всероссийской Державинской премии 2013 года Михаил Тузов, прошло в новом здании Музея Константина Васильева, по адресу ул. Баумана, в одном из его уютных залов. В вечере приняли участие директор Музея Константина Васильева, близкий друг Виля Салаховича Мустафина и всех казанских поэтов – Геннадий Пронин. Старшая сестра Мустафина – Чечкэ Салаховна очень интересно рассказала о детских годах поэта, о их отце, расстрелянном в Москве в 38-м… А вдова поэта Галина Михайловна Килеева сообщила собравшимся радостное известие – 10 ноября у Виля Мустафина родилась правнучка!

Свои новые стихи читают Николай Петрович Алешков – и это стало центральным событием юбилейного вечера, который вел председатель Казанской городской организации Татарстанского отделения Союза российских писателей Александр Воронин. По традиции он дал слово всем желающим, а в завершение пошли «стихи по кругу». Каждый из участников литературного объединения прочел стихотворение, посвященное Учителю.

Геннадий Васильевич Пронин (на снимке справа) предложил возродить литературное объединение при Музее Константина Васильева в сентябре этого года, выступая у могилы своего друга Виля Мустафина (слева – вдова поэта Галина Михайловна Килеева).

19 октября Борис Вайнер стал лауреатом Международной литературной премии «Золотое перо Руси»

Известный казанский поэт и драматург, переводчик и сатирик, член Союза российских писателей получил престижную награду в номинации «Стихи для детей».

Соискателями в этой номинации в этом году были более ста детских поэтов из разных городов России, из ближнего и дальнего зарубежья. В число лауреатов и дипломантов конкурса вошли также литераторы из Москвы, Нью-Йорка, Минска, Симферополя, Новосибирска.

Борис Вайнер – известный детский поэт, прозаик, переводчик (с татарского и английского), заслуженный деятель искусств Татарстана, автор целого ряда книг для юных читателей – «Ни капельки не страшно», «Школьные хайку», «Нинзя из Самураевки», «Бегемоты тут не ходят!», «Кто стучится к нам в окошко?» и других, изданных в России и за её пределами. Его пьесы-сказки давно и успешно идут на театральной сцене, по его сценариям снимались сюжеты «Ералаша», его стихи, переводы, волшебные истории включены в школьные учебники и учебные пособия, их публиковали «Весёлые картинки», «Мурзилка», «Трамвай», «Кукумбер», «Колобок» и другие популярные российские детские журналы. Целевая аудитория писателя – преимущественно ребята младшего школьного возраста, однако у него есть произведения и для малышей, и для тинейджеров. И немало песен – в том числе взрослых, часть которых вошла в недавно изданный авторский сборник «Оловянный, деревянный и стеклянный». А ещё Борис Вайнер нередкий гость в школах, интернатах, детских домах, центрах детского творчества, летних лагерях, библиотеках, музеях – куда он приходит со своей гитарой, с новыми стихами и песнями.

11 октября Диасу Валееву отметили юбилей в клубе имени Г. Тукая

В Доме литераторов прошел юбилейный вечер, посвященный 75-летию со дня рождения известного казанского драматурга, лауреата Государственной премии РТ имени Г. Тукая Диаса Назиховича Валеева.

Вечер подготовили и провели председатель Казанской городской организации Татарстанского отделения Союза российских писателей, автор книги «Драма диасизма» (о драматургии Д.Н. Валеева), драматург Александр Воронин и руководитель секции русской литературы и художественного перевода СП Татарстана, лауреат Державинской премии, член Союза российских писателей Лилия Газизова.

Председатель Союза писателей РТ Рафис Курбанов рассказал, как он работал главным редактором Татарского книжного издательства и готовил к печати первые три тома из собрания сочинений Диаса Валеева, а в этом году вышел в свет уже шестой том «Записки бодрствующего» и остались неизданными еще два тома произведений, подготовленные автором. Надеемся, и они когда-нибудь попадут в издательские планы и будут напечатаны.

Известная казанская писательница, лауреат Державинской премии Нонна Орешина вспоминала, как они познакомились с Диасом Валеевым ровно пятьдесят лет назад – на занятиях литературного объединения имени Н. Луговского, куда они ходили вместе с Николаем Беляевым, Марком Зарецким, Вилем Мустафиным, Рустемом Кутуем. А через месяц, 22 ноября (в 17:00) в клубе имени Г. Тукая пройдет юбилейный вечер Нонны Николаевны, на который она пригласила всех собравшихся.

Народный артист России и Татарстана Асгар Шакиров рассказал, как он играл главную роль в первом спектакле по пьесе Диаса Валеева «Суд совести» в 1971 году на сцене Татарского академического театра имени Г. Камала. Это был яркий дебют талантливого драматурга, который вывел на татарскую сцену принципиально новых героев – академика, нефтяника-начальника, прокурора. И поднял серьезные проблемы современной действительности, что по тем временам стало настоящим явлением. Не случайно вскоре пьесы Диаса Валеева пошли по всем городам и республикам СССР, «Он стал первым татарином, – сказал Асгар эфенди, – пьесы которого пошли в Москве, в театре имени М.Н. Ермоловой, а потом широко по всей стране! Такой известности не знал еще ни один татарский драматург».

Поэт и художник, член правления Казанской городской организации СРП Татьяна Пашагина оформляла последние книги Диаса Валеева, много общалась с ним в последние годы и помогала в освоении компьютера.

На вечере были показаны документальные кадры – интервью Аделя Хаирова с Диасом Валеевым, видеофильм о праздновании юбилея летом этого года на «Холме Диаса», где Диас Назихович завещал развеять его прах, а в будущем намерены поставить памятник писателю (см. Архив новостей от 1 июля и 21 сентября на нашем сайте). Письмо о поддержке этой инициативы Татарстанского отделения Союза российских писателей одобрено руководителем фракции «Единая Россия» в Казанской городской думе Надиром Хайруллиным и будет рассмотрено в горисполкоме. Кстати, Надир Баграмович хорошо знал Диаса Назиховича, когда работал в заведующим отделом пропаганды ОК ВЛКСМ и помогал открывать «Литературную мастерскую», которую Диас Валеев вел потом более десяти лет при газете «Комсомолец Татарии». Увы, не стало комсомола – закрыли и «Литмастерскую», в которой начинали свой путь в литературу и Александр Воронин, и Лилия Газизова, и Адель Хаиров, и Татьяна Пашагина.

Вдова Диаса Назиховича, верный соратник и помощник Дина Каримовна Валеева в завершение вечера всех удивила, спев татарскую песню, которую так любил ее муж… На вечере также присутствовали дочь писателя – заместитель директора Государственного музея изобразительных искусств РТ, кандидат искусствоведения Дина Хисамова и внуки. К сожалению, не смогла приехать на юбилей старшая дочь Майя Валеева, ставшая биологом, художником и писателем (в этом году Татарское книжное издательство выпустило ее книгу «Брожу по миру и наблюдаю», предисловие к которой написал еще ее отец в 2006 году!), она давно уже живет в США.

Весь вечер на экране Дома литераторов демонстрировали слайд шоу, семейные фотографии к нему любезно представили две Дины – жена и дочь Диаса Валеева.

На архивном фото Фарита Губаева – молодой Диас Валеев, Николай Беляев и Марк Зарецкий на писательском съезде, на фоне портрета поэта Мусы Джалиля.

11 октября Литературное объединение имени В.С. Мустафина открылось при Музее Константина Васильева

Казанская городская организация Татарстанского отделения Союза российских писателей возобновила работу студии, которую в свое время вел в картинной галерее Виль Мустафин.

В этом году картинная галерея Константина Васильева переехала с улицы Гвардейской на IГорках в самый центр города – на пешеходную улицу Баумана и стала полноценным музеем. Экспозиционных площадей стало втрое больше, кроме того, появились дополнительные помещения для исследовательской и клубной работы. Директор музея Геннадий Пронин предложил возродить прекрасное начинание своего друга – Виля Мустафина его ученикам. Литобъединение возглавил известный казанский поэт, лауреат Всероссийской Державинской премии 2013 года Михаил Тузов. А в будущей библиотеке, где предполагается проводить занятия лито, Геннадий Васильевич предложил создать музейный стенд, посвященный жизни и творчеству В.С. Мустафина. Они дружили всю жизнь, и Константин Васильев был их общим любимцем… Многие работы художника, принадлежавшие Вилю Салаховичу, ныне выставлены в Музее Константина Васильева.

На первом заседании собравшимся представил свою только что вышедшую книгу «Судьба солдата» Александр Аввакумов. И рассказал о других двенадцати романах, изданных в серии «Казанский детектив» издательством «Новое знание». Полковник милиции в отставке, сегодня он возглавляет совет ветеранов уголовного розыска МВД РТ. В 1980 году по путевке райкома КПСС Аввакумова направили в органы внутренних дел. Прошел путь от рядового оперативника до заместителя начальника Управления уголовного розыска МВД Татарстана. В 1996 году уволился из органов внутренних дел по состоянию здоровья. После работал на руководящих должностях в различных коммерческих структурах: вице-президентом страховой компании «Зилант», гендиректором ТТЦ «Гарант», заместителем управляющего филиалом  Банка «Русский Стандарт» города Казани. Богатый жизненный опыт просился на бумагу – и три года назад Александр Леонидович начал издавать свои книги, печататься в журнале «Идель».

Далее собравшиеся обсудили планы литобъединения на предстоящий год, который должен стать юбилейным – Виль Мустафин создал лито при галерее в 1998 году, через месяц исполнится ровно 15 лет с того дня… Ученики решили отметить это событие выпуском очередного, четвертого по счету альманаха «Галерея», основанном Учителем.

На первое заседание пришла и вдова В.С. Мустафина – Галина Михайловна Килеева, которая поблагодарила всех, что помнят поэта и продолжают его доброе дело.

<<< назад   

Далеко унес меня океан жизни от берега родины.

Были города, большие и маленькие, красивые и убогие, пронизанные морским ветром и затхло-пыльные, знойные и промозглые. Был Белый город, шагнувший в татарскую степь в том числе и с моих натруженных ладоней. Светлый, просторный, новорожденный, со смешными трогательно-голыми саженцами вместо зелени. И была косматая, тяжелая, себе на уме, столица сугубо российской глубинки, мое последнее пристанище.

Эти города заслонили мою бедную родину с круглой водонапорной башней посередине – такие стоят чуть не на каждой станции вдоль горьковской железной дороги. Но эта башня была особенной, и дни, когда спускали через широкую трубу воду вспененной до белизны мощной струей, были тоже особенными праздниками для окрестной мелюзги.

Моя родина пахла железной дорогой: прогретыми на солнце рельсами и разомлевшими смоляными шпалами, запахами неведомых краев, неуловимо оседавшими с мчавшихся "скорых". 

У моей родины много запахов и лиц: земляничное, звездное, золотисто-огненное, речное, а одно из них серебряное, искрящееся – зимнее. Таких белых, сверкающих и таких огромных сугробов уже не было никогда и нигде – ведь они возвышались над головой… Никогда и нигде так не пахли корешки и страницы библиотечных книг, их сладко вдыхаемый запах кружит голову…

Я помню золотой огонь моей родины в русской печи, ее нестерпимый жар, понемногу остывающий к утру.

На моей родине холодная, прозрачная река, пятикилометровый путь к которой по жаре и мягкой от пыли дороге труден и томителен как подвиг. Крупная рыба бьет хвостом поверхность воды, цветущую солнечно-желтыми кувшинками и ослепительными лилиями. Их букеты тяжелы, холодны и пахнут влагой…

Один раз в году моя родина пахла мандарином – из бумажного кулька с новогодним детским подарком от железнодорожного депо. И постоянно моя родина пахла блохастой шкурой пса Барона и нежной шерсткой бездомных котят.

Ох как далеко от меня родина, так далеко, что вернуться туда нельзя, потому что сквозь время и возраст не ходят. Когда прошло время, родина перестала быть м е с т о м. Навсегда. Она осталась сном, еле брызжущим светом на труднопроходимой дороге жизни, которая никогда не приведет к ней.

Как это странно – осознать утрату родины после десятилетий беспамятства, ощутить ее остроту и непоправимость. Потому что "где родился, там и пригодился", а больше так не пригодишься нигде, а может, и вовсе нигде не пригодишься. И солнце не будет так ласково, а небо так звездно, нигде так не будут пахнуть цветы и сугробы.

И догадываешься вдруг, что все, происходившее с тобой в других местах, на родине бы происходило иначе, как уже никогда не произойдет. Что лишенная корней, всем чужая, преодолевала ты свою жизнь на чужбине. Любила чужих мужчин и дружила с чужими друзьями, жила в чужих домах и растила чужих, хоть и рожденных тобой детей, не понимая, отчего так зла тоска и так непомерно одиночество, отчего немилостива судьба и смешны враги, а любовь и дружба какие-то сквозные, отчего невесело на пиру, а на похоронах не больно…

Догадавшись об этом, ты можешь строить себе мир заново, но, наверное, соскучишься и не достроишь. И тогда тебе останется одно: доживать. Но будет уже все равно, как, и ты перестанешь стремиться к благополучию и к общению, ты перестанешь тревожиться за будущее и заботиться о настоящем. Ты перестанешь суетиться. И тогда, быть может, твоя родина, которой нет для тебя вне, очнется в тебе. Родина в тебе, а иначе где бы она существовала все эти годы? И тогда обязательно что-то изменится. Никому не гарантировано счастье, но к страдающим да придет утешение.

4 апреля 2002 г., Кострома