|
(Отечество)
ГРАЧИ В НОЧИ
Шестой сборник
НЕПОСТОЯНСТВО
Нет ничего прекраснее небес Днём августовским, ночью ли ─ неважно! Взгляни на это чудо из чудес И в мыслях вознесись в него отважно, Как в вечность, как в незнамость бытия, Неведомость, несказанность пространства, Непознанность того, что жизнь твоя Лишь теплится на вере в постоянство… Непостоянство даже в шестьдесят Затылок колет, как стилет осиный, Непостоянством гены голосят С постылым дребезжаньем клавесинным. И странно, что с годами звон страстей Сильней становится от хрупкости неверной, От мудрости, безмерно благоверной, И от беззубости любителя сластей…
СХИЗМА
И мы, и мы, как древний тот, ─ Мы тоже Богом избранный народ. Но отчего же мы живем, как свиньи, В плебействе утонув скотиньем? Нас не страшат ни мор, ни недород, Мы, как птенцы свой клюв, раззявливаем рот, И полупереваренные мухи В нем канут, чтобы вдруг от голодухи Не совершился жизни укорот. У нас талантов полный перебор, Но не купить на них и табаку понюшку, Любой Ванек ─ Ван Гог, Жорж Санд ─ любая Нюшка, А мир вкруг нас растит глухой забор…
СУБЛИМАЦИЯ
Я описатель городских пейзажей, Убитых улиц, смрадных площадей, Фасадов под коростой склизкой сажи И ликами теперешних вождей. Бытописатель я ─ и что же с этим делать, Куда уйти от темы возрастной? ─ О соловьях последний раз отпелось Давным-давно забытою весной.
Все важно ─ если вовремя, и, право, Смешно гундеть о розах и любви, Когда вкруг «фейса» белая оправа И челюсть из пластмассы ─ се ля ви! И все же где-то там под слоем жира Култыхает пожизненный насос, Что символом любви слывет у мира И у меня, конечно. В чем вопрос?
Приятно вспомнить то, как у подноса, Сверкающего надо мной в ночи, Я на плече округлом хлюпал носом, А после вирши сладкие строчил. Всему своя пора: очарованье Очей прошло, к чему ля фам шерше? Смешнее нет любовного старанья, Когда важнее думать о душе.
А посему пишу о бытовухе ─ Ведь должен же вещать о чем-то я: О розе грех кропать под легкой мухой, А под тяжелой ─ грех про соловья. О них накрутят миллионы стансов Сто сотен поколений школяров, А мне обрыдли чувственные трансы Вослед либидо разных колеров.
ПРЕДВЫБОРНОЕ
Народец мой, скажи мне, чё те надо? Кто должен быть роднёй тебе сейчас? ─ «Нугойный сникерс-пиккерс» в шоколаде, Что белозубьем над страной лучась, Готов под старой крышей (зри ─ программой) Разизослаться, расстегнув портки, И навзничь вывалить на диараму То, что не стоит зажимать в тиски? Быть может, виноват в том наш генезис? Мы варвары иль Рюриковичи? От чьих кровей бушует в жилах «крейзи» Как в пьяной, так и в трезвенной ночи? Непредсказуем наш характер ─ вот в чем дело! ─ Мы в состоянии аффекта навсегда, И потому нас вечно и умело ВзЛОХмачивют всюду без труда.
ЗАБЕССОННИЦА
Мысли свои выдираю опять, Словно плотву из заиленной сети. Возраста струг не покатится вспять, Хоть ты кормило сломай на рассвете.
Ночи все дольше, а дни, как часы: Только очнешься от мути бессонья, Вновь за окошком безродные псы Воют на лик поднебесной персоны.
Что же мне делать с душою больной, Незакаленному в праведных битвах С миром, что рядом со мной, за стеной, Не отбелённой от крови в молитвах?
Так и пройду я, как конь в поводу, Версты последние сбоку от Храма, Только бы мне не накликать беду, Ту, что покроет мой гроб черным срамом.
ОДИНОЧЕСТВУ
Как обращаться к Вам? ─ Ваше Величество? Или пониже чуть: Ваше Высочество? Числитесь Вы в единичном количестве И прозываетесь Вы ─ Одиночество. Счастье великое хоть на немножечко Мне оставаться вдвоем с чайной ложечкой, Несправедливо по утру забытою В чашке, от кофе еще не отмытою. Ваше Величество! Ваше Высочество! Ну, подарите же ус-по-ко-ение И озарите мне душу пророчеством Или же светлым небесным знамением!
ГРАЧИ В НОЧИ
Что-то рано примчались в мою слободу В этот год беспокойные орды грачей. Неужели они предвещают беду Накануне разбрызга весенних лучей? Фатализм мне не свойственен, но иногда Вдруг в башку заполошную стайкой примет Залетает непрошенная ерунда И своим мельтешением застит мне свет. Знаю то, что уныние ─ признанный грех, Знаю то, что накаркивать горе грешно, Знаю то, что наш грач ─ не дурной пустобрех, Знаю все, но опять ─ это самое «НО», И резинкой его не сотрешь ты с листа, И в стакане его не утопишь никак, И вползает за ним внутрь меня пустота ─ Невесома, по сути, но ─ НО нелегка. Может быть, Иоанн, то, что ты предсказал, Этой ночью начнется иль чуть погодя, И не зря стаи черных грачей нанизал Март бездушный на жесткие струи дождя? Я не верю приметам, волшбе, колдовству, Я страшусь лишь Того, Кто был, есть и грядёт. Я страшусь, но, увы, моему естеству Очень хочется знать, что же ТАМ меня ждет?
ФАЛЬШЬ
На столе у сродницы моей Веточка струится, занимая Места столько, что уж рядом с ней Блюдца не поставить ─ точно знаю, А в серванте ─ весь ассортимент Фабрики под брендом «Гусь хрустальный», Не изведавший, хоть на момент, Той струи, которой изначально Должен был служить в застольях и Пламенно сиять под канделябром, Но ни разу родичи мои Не соединили рюмок храбро. Цело все, что приобретено С самых первых дней совместной жизни. Пить-то пили водку и вино, Но из тары, принятой в Отчизне. Подошел к столу однажды я И листочек тронул инстинктивно… «Боже правый!» ─ Веточка моя Из того же, что презервативы… Точно так же вот при свете мы Излучаем святость перед миром, Ну а в душах прячем царство тьмы Со зловоньем выгребных сортиров…
10 МАРТА
Над городом ни облачка с утра. Весна с улыбкой входит в Пост Великий. Ужели снова в мир пришла пора Спасения от смуты многоликой, Что, осыпая кучами трухи, Нас держит, ни на миг не отпуская, И умножает тяжкие грехи, И вечное унынье предрекает? В безбрежье неба утопив глаза, Я радуюсь от мысли той, что скоро Прокатится весенняя гроза, Омоет мир от тления и сора, И скоро мы внесем в наш храм родной Пучочки веток вербы опушённой, И скоро мы Неделею Страстной Причастие воспримем отрешённо. И скоро одарит Спаситель вновь Всех нас своим чудесным Воскресеньем, И мы с мольбой, с надеждой во спасенье Вольем в себя Вселенскую Любовь!
ЗАВИХРЕНИЯ
Безмерно неуверенный, Растерзанно-растерянный, Путем, сто раз проверенным, от дома к гаражу Приполз и на сидении В полнейшем обалдении, В безмолвном отупении, закаменев, сижу. К чему с машиной смёрзся я? Ужели, чтоб за верстами Погнаться в стоеросово- взбурлившемся пылу По странной воле случая, Сомненьями не мучаясь, Вслед за плакучей тучею к незнанному селу, К незнаемой речушечке С оборкой пенной рюшечки, Что баюшки-баюшечки поёт себе волной ─ Прибойно-неразбойною, Раздольно-неизгойною В предутрье лета знойного, а, попросту, ─ весной, Чтоб в этом незнакомии Уснуть, смиряясь с истомою, В безсловном безусловии Рассеюшки родной?
РЕАНИМАТО- ЛОГИЧЕСКИЙ ТРИПТИХ
1. Толку что давать сейчас оценки Тем, кто не добрался до высот, Не толкнул спиной расстрельной стенки И не измарался, как сексот, Не стремился в диссидентство взвиться, Только б от правителей страны Не мытьем, так катаньем добиться Права въезда в царство сатаны.
2. А теперь позорно стало русским Зваться, оставаясь на Руси, Здесь, ─ не в дальнем Прибалтийстве прусском, Инородства досыта вкусив. Здесь, в любой деревне «суверенной», Не дают по-русски рта раскрыть И в труху латиницы надменной Тщатся нашу Азбуку зарыть. Толку что от смены «государей» ─ Вновь они за-Путают страну, Ерунду в мозги народу впарят И в свой дом запустят сатану.
3. Ни к чему мечем рубить Россию, И без войн она занемогла, Изнутри прогнив, утратив силы, Словно шлюха, на спину легла. Под подушку затолкав заначку, Спит «медведем» тощим до весны И, раскрыв беззубый рот, подачку Ждет от сутенера-сатаны.
ВЕСЕННИЙ ДИАГНОЗ Что делать мне с расколотой душой, Ни с чьей-то там ─ с моей, моей, родною, Теряющей осколочки весною И потому не очень уж большой? Не исключенье я. Любой из тех, Кто посвящает жизнь стихосложенью, В раскол ввергает душу иль в сожженье, Не ведая, что рядом бродит грех… К врачу идти? Нет! Дудки! Как-нибудь Я сам собрать осколки попытаюсь. Страстной неделей Господу покаюсь И снова покачусь в годичный путь. Христос поможет мне Пасхальным днем, А вслед за ним в другие дни и ночи Сложить из тех осколков сотню строчек И запалить их сладостным огнем.
Шизофрения (греч.) ─ расколотая душа
ВСЁ КАК ВСЕГДА
Что означает «восхождение души к вершинам горним», Кто ответить сможет? Любой из нас само собой грешит, ханжит, бесспорно, И неправду множит. Что делать, коли было так всегда, С момента первородья ─ от Адама? Мы лжем самим себе, и, как вода, Стекает фарисейство в лоно срама. Что движет нами в поисках себя Среди самих себе по плоти равных: Равно беспутных и в пирах заздравных, И в горьких днях, когда орём, скорбя?
Душа! Душа!.. Не знаем ни шиша: Ну что ж ты за субстанция такая!? То бьешь набатом и, не умолкая, Ведешь на подвиг, смертью не страша, А то вгоняешь в ужас только тем, Что заключаешь в узкое пространство Формаций непотребных и систем, Вдруг всплывших из болота постоянства. Что означает восхождение души, А, может, и паденье? ─ Неизвестно… Всю жизнь вверх ─ вниз Сквозим в трубе отвесной, Внутри себя глас Божий заглушив.
ПРОЩАНЬЕ С МАЕМ
Огромные чугунные шары Илья катает по небесному бильярду. Уходит май без солнца, без жары, Измазав ноги в мерзо-вязкой барде. О, лето, лето, жду тебя давно ─ С момента первой звени соловьиной! Пусть холодно, но, растворив окно, Вгоняю взгляд свой в волжскую равнину: Нахохлившись под пленкой, рыбачок Уставился на пляшущую пробку, К пружине нервов прицепив крючок, Ждёт от лесы толчка поклёвки робкой. Вновь огненным киём Илья шары катнул По синему сукну в глобальной «пирамиде», И долго не стихал в округе тяжкий гул, Подобно незаслуженной обиде.
ШЕСТОЙ ТЭТЮД К ШЕСТОМУ ИЮНЯ (2008 год)
Июнь дождем полил свой день шестой, Открыв двухсотдевятый год рожденья Того, кто каждый вздох в стихотворенье Облёк, омыв его словесной чистотой. И мы в свои, в иные времена, притопали привычно пообщаться, В подбронзье с микрофоном покачаться В ту дату, что пока ещё нужна. «Ну что ж, покеля, чао, Наше Всё!», ─ Мы льём в пластмассу не «Аи», прости нас снова За то, за то, что ныне русским словом Увы, увы, Россию не спасём…
23 ИЮНЯ Сегодня дата ─ Та-та-та-та-та ─ Прошила очередью пулеметной Отрезок, равный возрасту Христа, От жизни прошлой ─ юной, быстролётной. Не виноват июнь тот, но опять Мне давит на мозги беда былая, И реверсирует мне годы вспять, Злодейски ухмыляясь, память злая. Плачу, наверно, я за все за то, Что нагрешил за три десятилетья В начале жизни, лёгкой и пустой, Такой, как меж глаголов междометье.
Я не боюсь ухода в мир иной, Уверен в том, что будет там не хуже: Не замерцает аритмия в зной, Протез мой не потонет в грязной луже. И вспыхнет всё, когда «Да будет свет!» Я вякну как-то просто так, по пьяни, И не пошлёт никто меня в ответ Подальше, мать при этом не помянет. И не придется там ни о жратве, Ни о питье задумываться вечно, ─ Хватну нектара рюмку или две, А в закусон ─ амброзию, конечно. Но, главное, ─ ни валенок, ни шуб, Ни авто-мото-вело-спорто-фото, Ни ноутбуков, ни мобилотруб, Ни лжи междулюбовной до икоты.
Сегодня дата ─ Та-та-та-та-та ─ По новой траектории расчетной Ударит очередью пулеметной… Но покороче возраста Христа, А вот насколько? ─ Мне не подотчётно.
ГЛАГОЛЬНАЯ РИФМА
Я дышу и чего-то пишу, Вслед ушедшим рукой машу, К шалашу вечерами спешу, Где обычного чаю прошу. Точно так вот и завершу Все дела, что с собой ношу. Если даже и нагрешу, Душу подлостью не иссушу! Шу-шу-шу! Шу-шу-шу! Шу-шу-щу!
СНОВА О БОЛЯЧКАХ Я все время начеку, Так что лучше коньячок ─ И к супруге под бочок.
ВОСПОМИНАНИЯ О ПИЦУНДЕ
Я глотаю коктейль из хининных брызг И терпкого хвойного меда пицундской сосны, Я смотрю в беспредельность бирюзово- сине- фио- лето- летнего полога, Перетекающего вверх по гиперболе в голубую бездну, замыкающую фосфорическим сводом мое зрение, ─ Зрение мира ─ Мировоззрение в одной гамме цвета только сегодня потому, Потому что сегодня мне хорошо, И не хочется знать, будет ли завтр
БЛЮЗ АВГУСТЕЙШЕМУ МЕСЯЦУ
Что ни год, приходит август И насвистывает мне в окно Любимый блюз, что в радость Мне стал давно.
Я хочу, чтоб листопады Золотили небо в эту ночь, Разлуки, боль, разлады Исчезли прочь.
Что ни август, что ни лето, Ну, к чему опять копить печаль, Сквозь желтый лист к рассвету Смотрю я в даль.
Раствори, моя надежда, Пеструю калитку хоть на миг К тропинке той, что прежде Венчал родник.
Здравствуй, месяц мой лиловый, Мне опять сегодня повезло: Укроет год мой новый Твое крыло.
НОЧЬ
Вновь Казань, укутав плечи в кашемировую шаль, Проводила желтый вечер в затухающую даль, Прикорнула ненадолго, в беспокойстве хмуря бровь, И затихла вместе с Волгой, в думах опечалясь вновь. Что-то рано холодает, непогодит в этот год. Что нас в зиму ожидает: радость или цепь невзгод? Только грех впадать в унынье даже древним городам, Дождь, что в грусть вгоняет ныне, даст весною жизнь садам. А потом согреет лето, будет всё, и всё пройдёт. Спи, Казань, а луч рассвета пусть немного подождёт!
FINITA
Что за выходки такие у судьбы! То вдруг гульбища лихие, то гробы, То закатов и рассветов алый всплеск, То любови без ответов, как бурлеск. Сразу вслед за страстным стоном ─ горький плач, И бессчётна вереница неудач. Глядь, а жизнь уже промчалась вскачь, И занес топор со звоном твой палач.
ОСЕННИЕ ПРИЧИТАНИЯ
Что опять со мной в дни осенние? Растворяюсь я в настроении, Вязну в сплине онегинском, муторном, Переслоенном и запутанном. Не течет во мне кровь дворянская, Итальянская или испанская. Я простой мужик неотёсанный, И башку мне не пучит вопросами Демография, мат. аналитика, Демократия, блин, и политика. Смыл остатки любовной паточки И не вакшу давно заплаточки На ботиночках и перчаточках, Лишь считаю годов остаточки. На людей смотрю и не вижу в них Ни возвышенных, ни приниженных. Усреднённы мы и разжиженны, Под гребёнку одну острижены. Не рождаются, видно, гении В обесточенных поколениях.
ДОРОЖЕНЬКА
Убрала ночная зоренька Золотой тафтой дороженьки. Выходи, краса, из горенки ─ Подкатил на тройке суженый, Он в сторонку чужедальнюю Увезет тебя к свекровушке, А фату твою венчальную Бросит наземь перед стужею.
Убрала ночная зоренька Золотой тафтой дороженьки. Не спеши, краса, из горенки, Удержи у двери ноженьки. Бубенцы нетерпеливые За воротами дубовыми, Не спеши, душа счастливая, В путь за черными обновами.
Убрала ночная зоренька Золотой тафтой дороженьки, Что кандальники-невольники Проторили в даль острожную. Не дари напрасно, девица, Ты себя пути обманному, Пусть впустую он расстелется Вслед за дымкою туманною.
СТАНСЫ
Недвижная белеет даль. Ни ветерка над спящей ивой. С надземной дымкою ленивой Слилась небесная вуаль.
Так тихо, что шаги твои Узнал я за версту от дома, Хоть ритм, до боли мне знакомый, В морозной музыке двоит.
Но вот регтайм шагов затих, Дав полудневный отдых насту, Из двери белый выдох: «Здравствуй!»… И ─ Новый год, и ─ новый стих!
С ДОБРЫМ УТРОМ!
Восстав ото сна, припадаю Ти, Блаже, И вопию Ти, помилуй мя! Ты только знаешь, но не подскажешь, Чем одарюсь я в течение дня. Что там за дверью? ─ Завеса метели, Или же солнечный лучик шальной Дымку морозную скинул с постели Стылой дороги, простудной, больной? Может, чуть раньше поры календарной Стукнет сосулькой по шапке весна, И, проскользя по ледянке обманной, Я распластаюсь, как в лунке блесна? Что бы сегодня со мной не случилось, ─ Дело второе, коль снова меня Завтра разбудит Всевышняя милость, Колоколами в душе прозвеня.
ПЕСЕНКА В мой июльский день, день ромашковый, Всё хлопочет пчёлка над кашкою, Замочило стол зелено вино, Знать, не к радости мне дано оно.
За стеной трень-бренье цыганское Дребезжит занудью шаманскою, В трёх аккордах скручено в жгут оно И тоской моею запутано.
Высыхай, скатёрка плешивая, Замолчи, гитара фальшивая, Я хочу, чтоб песенка пчёлочки Протекла в оконную щёлочку.
Я хочу, чтоб сладость медовая В дом ко мне влилась жизнью новою, И чтоб небо светом фисташковым Засияло в день мой ромашковый.
ПОРОЮ…
Порою я грущу напрасно, Уставившись в окно иль точку на стене… Живу себе, живу, уж то само прекрасно, Что на земле ─ не в ней, Не в вечном хладном сне.
Порою ярюсь я без видимой причины, Скриплю обломками зубов своих, А слабый пол меня не как мужчину Уже воспринимает, А как стертый штрих. И что ж теперь? Удариться об стенку Тем местом, где вертелся сонм идей… К чему, зачем? ─ Обычной пересменкой Сменяются эпохи. Что там жизнь людей!..
ЗАГОВЕНЬЕ
Когда креста нести нет мочи, Когда тоски не побороть, Мы к небу поднимаем очи, Творя молитву дни и ночи, Чтобы помиловал Господь. К.Р. (
Я, как и все, свой крест с рожденья Несу, но, да простит Господь, Порой по воле провиденья, Порой, увы, без принужденья Бесстыдно ублажаю плоть.
И оттого всё тяжелее Лесина давит на меня Час от часу, и всё труднее Хребет свой не сгибать под нею, Особенно на склоне дня.
Творя молитву поздней ночью, Мирскую мысль гоню я прочь, Но уходить она не хочет, В подкорке истово хлопочет, И мне становится невмочь.
Тоской раздавленный, с рассветом Ползу к родимым образам: «О, Господи, ну где Ты, где Ты? Услышь и помоги советом, Пролей прощения бальзам!»
ПАРАДОКС
На стезе православной Всё расписано точно: Пороманно, поглавно, Поабзацно, построчно. Грех нам знать, как там будет Через год или завтра, ─ Всё вершит в наших судьбах Всесоздатель и Автор.
Что гадать о причине ─ Финка или чахотка?.. От рожденья к кончине Вектор вычислен чётко ─ У кого он короче, У кого он длиннее ─ Все придут к темной ночи, Вечный путь лишь за нею.
Захандрил я немного После долгой беседы С кардиологом-докой И палатным соседом. Вместо тягостных стонов Мне бы только услышать Вновь Пасхальные звоны Над больничною крышей.
Памяти поэта Сергея Малышева ШУТИНКА С ГРУСТИНКОЙ
Я похандрил весною нынче, В больнице месяц оттрубя С бесплатной кашею привычной, С немалой пользой для себя: Ботинки в слякоть не топились, Не капал дождь за воротник, Потоки из ноздрей не лились И вирус на подходе сник. Но, что касаемо мотора, То тут сплошная фигнятень: Увы, увы, стучит не споро, В предсердии запрятав тень; Под ушком тромб повис, вражина, Трепещет полускисший пульс, ─ Знать, порасслабились пружины… Ну что ж, забудем горький вкус У сладострастного напитка, И лишь напомнит под укол Амбре от ваточки с пропиткой, Что от него пошел раскол, Распыл, развал, разброд, шатанье И скандалюзная мура. Но сладостны воспоминанья… Et cetera, et cetera!
СЕДЬМОЙ ЭТЮД к 210- летию со дня рождения А.С. Пушкина (2009 год)
Любуюсь чудной панорамой, Что дарит мне моя Казань В пространстве за оконной рамой, Венчая утреннюю рань. Сияют Кул Шарифа стрелы Лазурью над чалмою белой, И томно волжская волна Потягивается со сна. Весь город словно на ладошке, Чиста, незамутненна даль, Вот если б только не печаль, Что душу мне ожгла немножко. «Куда, зачем стремлюся я? Что мне сулит судьба моя?» А, впрочем, что за безобразье Грустить уже в начале дня, Зациклясь в двухсотлетней фразе, Чужими мыслями звеня. Стрижи зацвенькали в полметре От моего лица, и ветром От шалых крыл смело листок С десятком строк, как лепесток У отцветающей фиалки, И взмыли пулей в небеса, И завертели чудеса, Играя в ангельские салки. «Так уносились мы мечтой К началу жизни молодой.»
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Застоялись мозги, И не держится в пальцах перо, Мысли плавают В сальной заиленной жиже. Мне как будто бы кто-то Прижарил тавро Принадлежности К бездарям полным И смылся бесстыже. Я мотаюсь по хате Бесцельно, сшибаю углы Иль сижу истуканом, Взор впялив в дисплей монитора, И словищи сползают с него Квадратично круглы Хаотично, Бессвязно, Лениво, Не споро. Как развеять и чем Эту злую хандру, Как засесть за плетение Виршей простых и родимых, Как пропеть новый стих На веселом поэтьем пиру, Вырвав лиру из пасти Тоски нелюдимой? Помоги мне, Господь, Вновь вернуться На круги своя, Дай глоточек испить От любви твоей, Отче! Укрепи душу мне, Чтоб успела она, не тая, Рассказать обо всем, Что сегодня судьба Напророчит.
65й АВГУСТ
Всё! Листья завихрились над шоссе, И дождик мелкий, как тумана дымка, Висит над лобовым стеклом И над душою, оплакивая лето. Вдали мерцают томно фонари попутки, Что медленно ползёт… Я сбрасываю газ… Куда теперь спешить? Мобильник-сирота Ненужным прибамбасом Валяется на рядошном сиденье. Не пикнул и разок за целые полдня, Бездельно разряжая батарейку.
Не зря седьмой десяток мужика Считается довеском к прошлой жизни, Как завалявшийся за сутки на прилавке Кусочек низкосортной колбасы, Подложенный в пакет торговкой ушлой. Его уже никто не будет есть, Он проваляется до срока в морозилке, Потом его, брезгливо поперхнувшись, Проглотит мудрый мусоропровод. Какой же дряни он не наглотался И терпит по обязанности это, Как терпит наша Матушка-земля В себя людскую нечисть принимая, Которую закапывают рядом С достойными мужами под гранит И мрамор с вензелями золотыми.
Да что это со мной? Прости, Христос, За мысли тёмные, греховные и злые, Навеянные сам не знаю чем. Причём здесь непогода Или август?
ПОДАРОК ОТ ОКТЯБРЯ Вскочив с постелей вслед за кисеёй Туманной дымки, спутницы рассвета, Ловя посланье тёплое от лета, Мы на Лебяжье ринулись семьёй.
В багажнике мешочек с угольком, Складной мангал, другие причендалы, Жена с сестрёнкой бедрами зажали Кастрюльку с тем, что будет шашлыком.
Слезится сок прозрачный под шампур, И капает, шипя на пыл от древа. Готовлю сладострастие для чрева В зелёном храме, словно Эпикур.
Октябрь, сквозь середину проходя, Нам подарил вдруг вёдренный денёчек, И мы, расставив яства на пенёчек, В честь солнышка съедим их до дождя.
ПРОХОЖЕЙ
О, Боже мой! Откуда вы берётесь? И почему не тридцать лет назад? Но всё равно Вы мною воспоётесь За то, что радостью зажгли глаза, За то, что сердце сделало попытку Рвануть от надоевших аритмий, Вдруг вспомнив сладостные пытки… Спасибо, незнакомка, mon ami!
Памяти Виля Мустафина РЕКВИЕМ
Сорокоуст последний отзвучал, Вошла душа в Ворота Горних весей, И в Светлый день начала всех начал Он не воскликнет нам: «Христос воскресе!» Не прозвучит его негромкий бас Среди гудения джинсовых поэтов, И не окурит больше дымом нас Бычок, воткнутый в корпус от брегета. Он не вперит уже в восторге взор На чудо в самовязном свитерочке, Несущее всенесусветный вздор, Новорождённый в столбиках и строчках. Он не обнимет больше никого В порыве чувств, нахлынувших нежданно, И не всплескнёт восторг из уст его Незамутнённо, чисто, первозданно. Ну, отчего мне всё больней терять Тех, кто в награду послан был Всевышним, Бессмысленно, наверно, укорять Судьбу и сетовать на смерть излишне. Когда-то все мы тоже отойдём От лжи, тщеты, бесчестья, суеблудья, Но здесь пока мы, здесь, и тайно ждём Ухода в пустоту, безмолвье и безлюдье.
ПОМИНАЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Что ты щуришься, разиня? Что теребишь рукава? Нет страны такой ─ Россия, Владимир Лавришко
Все поют здесь про очи синие, Про её пепелища, гроба, Про народ, про его величие Про бессмертную душу его, Только прёт из прорех двуличие, Сатанинское волховство.
Страстотерпица, пассионария, Богоизбранная на миру, Ты сгорела давно синим пламенем И истлела на синем ветру. Обесцветились очи синие, Утонула навеки в них грусть. Нет страны, что звалась Россиею, ─ Разодрали Великую Русь.
ВОПРОС
Вы объясните, от чего свободны, ─ посыл исходный, Где la vie? от страданья, собственной квартиры, Свобода от огня в очах влюблённых В час тайной встречи… Ты и здесь чиста? Как хоршо быть необременённой В одной из граф анкетного листа.
УТИНЫЙ ДИПТИХ Подорожная песня
Затянут затон ледяною фольгой, По следу буксирного катера Курчавится дым вперемешку с шугой, Рисуя полоску фарватера. Вдоль мели песчаной у ртутной воды Расселось семейство утиное; Лететь не спешат, знать, не чуют беды, Ползущей за снежною тиною. Декабрь на подходе. Скорее на юг, Прощайтесь с замерзшими гнёздами, Бескормием зимним, жестокостью вьюг И тьмой под холодными звёздами. Вперёд, к жарким странам, еде дармовой, К соляриям две-трети-суточным, А там ─ ностальгия, и снова домой Путём своим долгим, нешуточным. Спасибо вам, утки, что не дал тоске Я вбиться под сердце острогою, Увидев ваш форум на рыжем мыске, Последнем пред дальней дорогою. Счастливого лёта, пернатый народ, И светлого тракта вам млечного, И чтоб не услышать у южных ворот Вам грохот от выстрела встречного. А я вас дождусь, коль, даст Бог, доживу До встречи весеннего солнышка, И, выйдя на берег, нырну в мураву, В небесную чашу, на донышко. И селезень сизый с подругой своей Промчат над прибрежной осокою, И только два кряка раздастся над ней, И тишь поплывёт над протокою.
Встречная песня
Затон расползся. На осколках льдин С утра расселись парочками утки, Кричат, переругались не на шутку, Нарушив тихий зимний сон ундин.
Привет, семейка! Ладно ли прошло Паломничество к чужедальним весям? Я очень рад тому, что с вами вместе Встречаю вновь весеннее тепло.
Вернулись все ли к старому гнезду В затоне волжском, что у стен Казани, Иль, может, кто в языческой ирзани Остался жертвой на свою беду?
Что б ни случилось, не остановить Ни бег времен, ни птичьи перелеты, И что там мелкие житейские заботы, Когда в душе мечтаешь в небо взвить!
Не потому ли многие во снах Порой до старости вовсю летают… А лед в затоне тает, тает, тает, И первый дождь смывает зимний прах.
Ирзань ‒ капище, языческий храм
МОЕЙ ВАЛЮШЕ
Пришел последний месяц года. Семейный праздник через день. А за окошком непогода И, как весной, капели звень, С той разницей, что дождь в апреле Подсвечен солнечным лучом, А этот сыплет еле-еле, Журча негромко ни о чём.
В помине нету хрусткой тропки На нашем вымокшем дворе, Елозят люди в слизи топкой В забастовавшем декабре. Я знаю, грустно, дорогая, Считать года, но вновь и вновь В твой День рожденья возлагаю К ногам твоим свою любовь.
ПОДЛУННОСЛОВИЕ
Эк, заогромадилась сегодня, Округлилась лунушка в окне, Лыбится всечеловечья сводня И подмигивает хитро мне: Дескать, как ты там, бесплатный зритель На восьмом кирпичном этаже, Скис вконец, смурной виршетворитель, Что, не пишется, не мыслится уже? Ты моей красы понять не можешь, Для тебя давно я холодна И на масленичный блин похожа, Недожаренный, и от того бледна.
Ой, не пялься ты, иди на койку, Влезь под теплый женушкин бочок, Твой Пегас впряжен в чужую тройку. Знай шесток свой, серенький сверчок. Вот такие грустные мыслишки В полнолунье, в пятничную ночь, Теребят порой мое умишко, И никак ни отогнать их прочь
ЗИМНЯЯ РЫБАЛКА
Навертели лунок рыбаки, Мотылем обвесили мормышки И уснули посреди реки ─ Рыбы нет… Ни дна ей, ни покрышки! Примерзает задница ко льду, А поклевок как и не бывало, Вперив очи в мертвую уду, Студит сопли рыболов бывалый.
На людей обиды затая За безмозглость, непотребство в деле, Волга-матушка, кормилица моя, Вовсе на подарки оскудела.
Значит, дуракам и надо так, Раз они там, где едят, ─ там гадят. Удочки сворачивай, рыбак, И шагай до дому, Бога ради!..
БЛЮЗОВОЕ МУРЧАНЬЕ (шутка)
Я старый-престарый премудрый кот, Я каждой вибриссой ловлю твой запах в ночи, И волнительней он, чем твой чувственный рот, Что-то твердящий зачем-то. Ты лучше молчи-и-и! Ты лучше молчи! Я люблю, когда ты молчишь. Лучше молчи! ─ Коты не терпят резких звуков, Мне приятна текущая мягкая влажная тишь, И я люблю тебя в ней ─ такая вот хитрая шту-у-ка-а! Темнота зачернила твою седину, Ни к чему лондатон ─ это точно я зна-а-а-ю, Я люблю тебя, слышишь, тебя лишь одну, Только ты помолчи, помолчи, умоля-я-я-ю!
Я старый-престарый седой котей, За долгие годы узнал я все то, что ты ска-а-ажешь, Ночью только мурлычат иль воют в порывах страстей, Помолчи же, прошу, а не то я прома-а-а-жу.
ЦИФИРКА ЧУДНАЯ
Шестьдесят пять? Уже? И что ж? ─ Всего лишь цифирка чудная, Что вовсе не бросает в дрожь, ‒ Я о себе давно все знаю.
Все прожитое ─ вдалеке, Все настоящее мгновенно Уходит в Лету налегке, В подусье хмыкая надменно.
О будущем решать не мне, Я крепко лишь в одном уверен, Что столько времени в казне Осталось, сколько Бог отмерил.
Быть может, не один годок Еще потопать мне придется, Пока скуется тот гвоздок, Что в домовину мне забьется.
За радость и за боль мою, За беспокойный путь мой крестный, За все, за все, ответив честно, Творцу Осанну воспою!
66й АВГУСТ
Словно одеяло, Выцветшее к старости, Небо полиняло На вершине августа. Засыпает лето, Маятник качается, Ноченька с рассветом Скоро повенчается. Я сижу над строчкой И ссыпаю с пёрышка На чело листочка Черных буквиц зёрнышки. И не в это лето, Может быть, затупится Перышко поэта, Коль Господь заступится. Ну а нет ─ дороги Просто завершаются, В траурные дроги И Пегас впрягается.
КАЗАНЬ- ЯРОСЛАВЛЬ- КАЗАНЬ
Отвалил теплоход от причала, Забелил буруны за кормой, Возвестив гулким басом начало Турпохода из дома домой.
Здравствуй, добрая матушка Волга, И прости уж за то, что тебя Забываю порою надолго, Зашиваясь в житейских скорбях.
Я младенцем на палубных досках Первый шаг свой отмерил к отцу, Нью-фанатику клёшного лоска, Новорожденному штурманцу.
Сколько тысяч шагов я протопал Вслед за этим шажком по земле, Сколько времени даром ухлопал, Чтоб сейчас возвратиться к тебе. Этот миг, на подарок похожий, Непредвиденный будничным днем, ─ Как любовь, что мне встретилась тоже В пароходике малом твоем.
Волга-матушка, милая, здравствуй! Здравствуй, вечная радость моя! Знать, живу на земле не напрасно, Коль волнуюсь, слезу не тая!
СОНЕТ КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ Ф. Ф. Н.
Фигня ─ шестьдесят пять, Фарид! ─ Две загогулинки, виньетки, ─ Нам ни к чему метать монетки Под крылья хитрых гесперид.
И каждый год дороже нам; И чем их больше, тем прекрасней Они, коль в обрамленьи счастья Готовимся мы к вечным снам…
И то, что тянет нас домой, И есть хотя бы друг единый, Что не нырнет тебе за спину… И то, что к финишной прямой Мы подошли не бобылями, Гласит одно: Всевышний с нами!!!
МУЗЕ Обнимая тебя, понимаю: Благодрен за солнечный свет, Тот, что даришь ты мне, дорогая, Посылая короткий привет. Что до сердца? ─ Болит понемножку, Видно, малость устало стучать Или чует, что скоро дорожка Приведет в бесконечность, как знать… Ну, а будни? Куда от них деться, Коль без них может праздник не быть. Твой привет так помог мне согреться. Вот подольше б ещё не остыть!..
СКОЛЬКО…
О, сколько было проливных дождей, Но до захлёбывания заливших Всего в ста метрах от меня людей…
О, сколько песен мимо пронеслось Не взволновав души, не прикоснувшись к уху, И сколько мудростей мне не пришлось по духу, И сколько радостей познать не довелось…
О, сколько женщин не признались мне В том, что мечтали рядом быть со мною, И, проходя безмолвно стороною, Вдруг растворились в лунной тишине…
О, сколько рубликов сквозь пальцы утекло И сколько разного добра истлело, Не обогрев и не украсив тела… А я стою, уткнувшись лбом в стекло…
НОЧЬ ПЕРЕД РОЖДЕСТВОМ
Заплелась в ветвях полярная звезда, Ночь сочельника свои раскрыла крылья, А под ними проплывают поезда, Засыпая след свой снежной пылью.
Я смотрю в заледенелое окно, Цепенея в непонятном ожиданьи. Тянет кадры черно-белое кино Мимо края тайны мироздания.
СОНЕТНЫЕ ВАРИАЦИИ
ЦЕПОЧКА ЧЕТЫРЁХСТОПНЫХ СОНЕТОВ (без магистрала) 1. Любовь в любые времена Давала крылья созиданью, Взошли на ниве мирозданья Её хмельные семена. По волнам творчества несла Она поэтов и артистов, Будя в них дух авантюристов Под всплески легкого весла. Когда мы любим ─ что-то значим, От провиденья ждем удачи И потому не зря живем. В порывах ревностных дерзаний, Не оставляя притязаний, Златою чашей счастье пьем.
2. Златою чашей счастье пьем, Когда сливаемся с дыханьем Из уст небесного созданья, С которым гимн любви поем. Ах, как нам хочется тогда Излиться в пламенном сонете, Прекрасно все на белом свете, И в окна не стучит беда. Скажи, Пегас неугомонный, Гонитель снов в ночи бездонной, Куда стило мое ведешь? Туда ли, где курится ладан И кружит голову усладой, Иль в дебрях мыслей пропадешь?
3. Иль в дебрях мыслей пропадешь Ты, обозлившись на бездарность Иль на мою неблагодарность, Другого седока найдешь. А он под белые крыла Тебя ударит стременами, И вот уже над временами Счастливца слава понесла. А я, небритый и кудлатый, Покинутый и небогатый, Над тусклою свечой сижу. Пытаясь выдавить мыслишку Из замутненного умишка, Над пустолистьем ворожу.
4. Над пустолистьем ворожу, Слова вворачиваю в строчки. В безумии дойдя до точки, Пером неистово вожу. Неисправимый графоман Запутался, как шмель в тенетах, Пишу в придурочных сонетах: «Храни меня, мой талисман…» Ужели же украл я эту Строку великого поэта, Как шизофреник-клептоман? А сделана она отменно, И в жизни, даже современной, Отводит порчу и обман.
5. Отводит порчу и обман, Служа, как оберег наперсный, Свой двухсотлетний след инверсный Ведя уже сквозь наш роман. И я тащу свою строку Путаной из облыжной mini, Совсем иссякли чувства ныне, Пришла пора считать «ку-ку»? Нет, рано баловать утробу, Вот раскачаюсь, влезу в «робу», Себя настрою на борьбу, Взнуздаю пегого конягу, Чтоб в стойле не жирел бедняга, Поставлю в строй словес гурьбу.
6. Поставлю в строй словес гурьбу, Подам команду на равненье, К чему ввергать стихотворенье В пустую глупую борьбу? Меня богемная среда Совсем не балует признаньем, Однако шепчет подсознанье, Что это лишь её беда. Она в тусовке непрестанной, В самопродаже неустанной Под пузырящийся стакан, В неистощимом словоблудьи С непререкаемостью судей, Непревзойденный критикан.
7. Непревзойденный критикан, Но лишь сейчас, не в перспективе, А я всегда в альтернативе, Как на две четверти «аркан». Мне вкусен твердый русский ямб В стихе романского сонета С кислинкой волжского ранета Во вставках из дворовых «блямб». И можно прославлять любовь, Так что взлетит в восторге бровь У самой утонченной дамы. Простые чёткие слова Воспринимает голова Без пасторальной криптограммы.
8. Без пасторальной криптограммы Построю свой стишок сермяжный, Пытаясь в нем залезть отважно В хитросплетенья русской драмы. Возможно, прост его мотив, Но знаю, крепок, не подделка, Как самогонка-самоделка, Стакашком на аперитив. Опять ушел я от любви, Ну, что ж, такая «се ля ви», Не раз еще вернемся к теме. В почти законченный сонет Увы, пока концовки нет… Сижу, деру ногтями темя. 9. Сижу, деру ногтями темя, Аж за ушами льется кровь, Ну, чтоб еще мне про любовь Родить в ночное это время? По-бабьи сделать «у-сю-сю»? Попробовать состряпать стансы ─ Постдекадансы-сублимансы? Нет, братцы, тут я попросю! Накапать что ль сто пятьдесят… В башке стихи давно висят, Их надо выдернуть оттуда! Поднимем крышку черепка, И изольется рифм река, Освободившись из-под спуда.
10. Освободившись из-под спуда Недавних тягостных минут, Что так калечат нас и мнут, Давайте отойдём покуда От продолжения трепни На опостылевшие темы О деградации системы, О мерзостях, куда ни ткни. Сплету цепочку эту я, Мои любезные друзья, Из строф беззлобных и нейтральных, Не осуждая, не браня, Колоколами не звеня, Не подрывая норм моральных.
11. Не подрывая норм моральных, Вернёмся на круги своя. По сути, не опасен я В характеристиках астральных. Хоть и рожден под знаком Льва, Легко узрите в гороскопе, Что мне любезней спать в окопе, Чем воевать, как лжет молва. Лежу, не поднимая попы, А рядом бродят антилопы… Мной управляет аппетит ─ Охочусь редко, с отвращеньем, Лишь с голоду, прошу прощенья, ─ Монарху промысел претит.
12. Монарху промысел претит, Охота ─ это дело львицы, Пускай красавица резвится, Ей званье «бизнесвумен» льстит. Властитель брачных отношений Любовь добытчице дарит, Порядок в прайде их царит Не на основе подношений. Рычанье льва лишь для острастки: «Мурлычь подруга без опаски, Коль не выходишь из границ. Семьи основа ─ уваженье». Я ж приступлю без небреженья К стихам последних трех страниц.
13. К стихам последних трех страниц, Точней, к оставшимся сонетам, Придется приступить с рассветом В кровавых сполохах зарниц. Уже валюсь невольно ниц На нерасстеленную койку, За длинный день устав настолько, Что давит веки вес ресниц. Еще сломалась авторучка, Не буквы пишет ─ закорючки, И не работают мозги. Из них полезла ахинея Все верно: утро мудренее, А за полночь не видно зги. 14. А за полночь не видно зги Ни в стихоплетстве, ни в дороге. Во тьме, споткнувшись на пороге, Башку расколешь до лузги, Рассыплешь рифмы под ногами, Не соберешь потом в три дня, И будет лезть одна фигня Из тыквы с мятыми мозгами. Ну, вот я, отдохнув, проснулся, К столу родимому вернулся, Сажусь на мягкий табурет, Беру чистейший лист бумаги И, преисполненный отваги, Пишу очередной сонет.
15. Пишу очередной сонет И тут невольно замечаю, Что он собой всю цепь венчает, Жаль только, магистрала нет. Стихосложения каноны Мы соблюдаем не всегда, Зато, заметьте, никогда Не рушим с постаментов троны. Поэт затем живет на свете, Чтоб с целым миром быть в совете. Коль эта миссия важна, Она дана ему на счастье, А он сквозь жизнь несет со страстью Любовь в любые времена.
С 1 по 4 мая 2002 (За 2 часа до Пасхи)
АРПЕДЖИО в стиле венка сонетов (ко дню рождения А.С.Пушкина)
1. Июньским светлым днем спешу к тебе, волнуясь, словно юноша кудлатый, что бегал на свидания когда-то к единственной, как думалось, в судьбе, читал твои стихи молодцевато, был склонен к пустословью и гульбе… Тот, прошлый, я кажусь сейчас себе, сказать помягче если, странноватым. Но часто ли берем удачный старт, Когда выходим из-за школьных парт? Мной избрана была стезя солдата, увы, недолог воинский разгон, живет носитель золотых погон не как богемных сходок завсегдатай.
2. Не как богемных сходок завсегдатай, сосущий отфуршеченный «Моэт», работает над рифмами поэт бессонной ночью в келье небогатой. Когда-нибудь какой-нибудь эстет на рауте у нью-аристократа или в лонгшезе где-то в Эмиратах от скуки прочитает мой сонет, соседку приобнимет за плечо и скажет ей: «Послушай, а ничё… Совсем недурно пишет бородатый…» Кто обожает вальс, а кто канкан… Ты не трудись впустую, критикан, чужих успехов томный соглядатай!
3. Чужих успехов томный соглядатай богаче тех, о ком строчит порой. Не зря вокруг маэстро вьется рой из братии подлизо-плутоватой. Сравнима лишь с азартною игрой работа у журнального пирата, оправдывает многие затраты и компенсирует валютой геморрой. Здесь можно расхвалить или испачкать, Иль компетентно провести накачку В многозначимой менторской нутьбе. Пройдется по стихам и переписке, надергает штук сто цитат по списку специалист в словесной молотьбе.
4. Специалист в словесной молотьбе, литинститутских степеней искатель, авангардистских мод законодатель, готов всегда примазаться к судьбе того, кто вовсе не предприниматель, не мастер в андерграундной борьбе, кто, спрятавшись в словесной городьбе, корпит, коль дал талант ему Создатель. Шаркун паркетный, библио-доцент, всегда готов с творца слупить процент ─ что делать с этой сворой вороватой? В их уши комплименты верещать, им прописные истины вещать ─ не мне, с солдатской рифмой простоватой. 5. Не мне солдатской рифмой простоватой соваться в куртуазный маньеризм, сюрреализм, кубизм и модернизм, набивши рот и мозг словесной ватой, влезать во всякий новомодный «изм», нося на заднице заплату на заплате, и на тусовках средь юнцов патлатых оспаривать наличие харизм. Хард-року предпочту раскат органа иль импровиз джазмена-хулигана, исполненный на помповой трубе. Пусть нынче стало модным рушить нормы и выгодно, под видом новой формы, драть лиру на парнасовом горбе.
6. Драть лиру на парнасовом горбе иронией манерных одностиший (какая специфическая ниша: два раза «ме», четыре раза «бе») ─ все на потребу наших нуворишей, несущих доллар на своем гербе. И вот уж слава притекла к тебе, и особняк под черепичной крышей. Но, лексике служа ненормативной, вертя хвостом пред кодлой дефективной, ты ─ пыж бумажный в холостой пальбе, и знай, пролаза, что твой стих расхвалит, эпитетами лестными завалит лишь тот, кто мадригалов ждет себе.
7. Лишь тот, кто мадригалов ждет себе, поддерживает бездарей в их раже проехаться на гребне эпатажа и отличиться в самопохвальбе. Но вкус всегда находится на страже, а музы не равняют всех в борьбе, и не помочь мошне и ворожбе, поэт ─ смесь гениальности с куражем. Иных читаешь ─ с первых строк восторг: какой же мозг подобное исторг! О, Боже, до чего замысловато! И вдруг открытье делаешь, скорбя: пиит здесь, одного себя любя, другому одой льстит витиеватой.
8. Другому одой льстит витиеватой, натужною фанфарою трубя, порой презрением облив себя за мелкую душевную растрату. Подхалимаж всегда сродни разврату. Постыдно отдаваться не любя, всего за тридцать сиклей, оскорбя талант святой в угоду плутократу. Любовью только можно оправдать элегии разлив и благодать, Как в древних гимнах, славящих Астарту. И я хотел бы, как любой из вас, по совести прожить свой каждый час, не ставя честь на крапленую карту.
9. Не ставя честь на крапленую карту, не навлекая на себя позор и с совестью не затевая спор, и ты ловился на крючок азарта, и гнал тебя лукавый кредитор. Певец, курчавый обладатель фарта, как дрозд из форточки, открытой в марте, ты вылетал на творческий простор, который и не снился до сих пор всем тем, кто гонит в строчку чушь и вздор, включая нынешних птенцов поп-арта. А я пишу классический сонет сегодня не для сайта в интернет. Ты тоже не любил писать в in-quarto.
10. Ты тоже не любил писать в in-quarto, хоть получалось это не всегда. Бордо, конечно, лучше, чем вода, но можно пить и пиво, если квартой, а на Руси и водка ─ хоть куда: и под удачный шарик на бильярде, и с новогодним выстрелом петарды, и просто, чтоб не мерзнуть в холода. Совсем не жалуя горячечного лета (причуды есть у каждого поэта), любил пройтись по болдинским садам и в них-то за кусточками густыми позабывал с крестьянками простыми изысканных полуэфирных дам.
11. Изысканных полуэфирных дам найти, конечно, трудно в наше время, увы, увы, серебряное стремя я нынче к легкой ножке не подам. Остаться нежной ─ это ли не бремя, когда полжизни отдано трудам? В сонетах славу женщинам воздам, расцветшим в нашем славном «соцгареме». О чем бы здесь ни начиналась речь, от вечных тем меня не уберечь; стопу в строке гоняя за стопою, отрекшись от наветов и интриг, остановлюсь я вряд ли хоть на миг, шагая поэтической тропою. 12. Шагая поэтической тропою сквозь тернии, колдобины и рвы, не слушая шипения молвы, в погоне за фортуною слепою нередко не жалею головы, в чем очень часто сходен я с тобою. А муза не была твоей рабою, скорей, любовники с ней были вы, и под пастуший жалобный рожок измяли сена не один стожок в безумствах под луною голубою. В траве душистой где-то в сентябре разбужен быть на утренней заре хочу цыганской шумною толпою.
13. Хочу цыганской шумною толпою быть увлеченным в бесконечный путь, увидеть в конокрадстве жизни суть, слетать на аргамаке к водопою. Как хорошо краюхою ржаною игривого Пегаса обмануть, дать нежным языком ладонь лизнуть, взнуздать и ускакать на нем в ночное. И, Музу посадив перед собою, прижавшись к волосам ее щекою, промчаться по лугам, полям, садам осеннею порою золотою. И, размахнувшись щедрою рукою, стихи рассыпать по твоим следам.
14. Стихи рассыпать по твоим следам любому графоману будет лестно и мне, конечно, признаюсь я честно, особенно среди десятка дам, прелестных и известных повсеместно. А, может, часть стишочков тех издам: не следует лежать в столах трудам поэтов, даже и мелкопоместных. Вполне возможно, эти вот изданья облегчат мне мое существованье в извечной нудной жизненной борьбе. Ну, а сейчас, одевшись, как на праздник, уже седой, но внутренне проказник, июньским светлым днем спешу к тебе.
15. Июньским светлым днем спешу к тебе не как богемных сходок завсегдатай, чужих успехов томный соглядатай, специалист в словесной молотьбе. Не мне с солдатской рифмой простоватой драть лиру на парнасовом горбе. Лишь тот, кто мадригалов ждет себе, другому одой льстит витиеватой.
Не ставя честь на крапленую карту, ты тоже не любил писать в in-quarto изысканных полуэфирных дам.
Шагая поэтической тропою, хочу цыганской шумною толпою стихи рассыпать по твоим следам.
23 мая 2002
Памяти поэтов Сергея Золотусского, Марка Зарецкого, Юрия Макарова. ВСЁ УХОДИТ… (венок сонетов) 1. Снегопады, ледоходы, Разбитной поток без брода. От заката до восхода Разгуляи у погоды. Эх, рассейская харизма, Удивление планеты: Держим зад готовым к клизме, А мозгов под шапкой нету. Наплевав друг другу в души, Всё и вся вокруг порушив, Напрочь загубив природу, Вдохновенно бьем баклуши, Делим нефть, моря и сушу, Самолеты-звездоброды.
2. Самолеты, звездоброды ─ Гордость бывшего Союза. Заграничные подводы Ноне возят толстопузых: Олигархов-шалопутов, Президентов-суверенцев, Депутатов-проститутов, Прокуроров-извращенцев. На экранах веселуха: Бойни, «феня» и кликухи… Что с Отчизной происходит? ─ Умирает Мать-старуха, И в агонии разрухи Всё уходит… Мы уходим…
3. Все уходит. Мы уходим… И в беспамятстве бесславном Утешение находим Или в храмах разно-славных. Но, увы, и те в откупе Джентльмена от удачи, С золотым крестом на пупе И в тельняшке от Версаче. Бьемся в стенки головою, Днем скулим, а ночью воем, Как собаки без породы. Молча, с тупостью немою, Мрём и летом, и зимою,─ И красавцы и уроды.
4. И красавцы, и уроды, Непутевую Россию Растлеваем год от года И при этом ждём Мессию. Бесконечные раздоры, Катаклизмы и обвалы, А вокруг жируют воры, Болтуны и подпевалы. В жерле рыночной стихии Страсти вспенились лихие, А князья летят в Барвихи… Водка плещется в стакане, Ноги вскинули в канкане Развесёлые чувихи.
5. Развесёлые чувихи, Лесбиянки, педерасты, Хиромантки-охмурихи Тут как тут, приперлись, Здрасте! Наркоманы, трансвеститы, Садо-мазо-сексуалы, Расплодились паразиты… Всё мы терпим, всё нам мало. Насосавшись алкоголя, В злобной зависти, до боли, Мать готовы сжить со света. Лишь одни с душою чистой ─ Забубенные артисты Да безумные поэты.
6. Да, безумные поэты ─ Золотусский и Зарецкий ─ Не жильцы на свете этом С их душою полудетской. Этот сам порвал оковы, Тот не удержал бечёвку… Затерялись их подковы Средь «живучей мелочевки». Не кончаются поминки, За одним другой уходит, Без оркестров, тихо, тихо… А в фуршетных вечеринках Под текилу колобродят Болтуны, зануды, психи. 7. Болтуны, зануды, психи, Изгаляемся в похабстве И прислуживаем лиху В сатанинском сытом рабстве Или в гадостных бараках, Искорёженных проказой, Всё сидим, гниём во мраке, Что навечно нам предсказан. И несем в себе заразу, Перед совестью своею Оставаясь без ответа. Нигилисты по приказу, Постепенно костенеем, Сластолюбцы и аскеты.
8. Сластолюбцы и аскеты ─ Все равны перед Всевышним, Нет бездарного поэта, Есть в колоде козырь лишний. Под крестом лежит Макаров, И в стране пиитов горней, Прекратив на время свары, Обсуждают «некросборник». Врут про спонсоров, ресурсы, Держат «властьимущих» в курсе (И с Зарецким то же спето). Согребая крохи с блюда, «Как нам быть?..» ─ орут повсюду, И вопрос извечный этот.
9. И вопрос извечный этот, И ─ «Что делать?..» ─ гложет тоже… Призадумались эстеты: «Что же так живем негоже?» Если быть ─ так делать дело Бескорыстно, с верой в Бога, А не быть ─ стонать несмело, Подло гнить в стране убогой. С наших «ханов»взятки гладки, Их халявит на запятках Всепланетная карета. Огород всегда в порядке, Коль свинья сыта без грядки (Всем известно без секретов).
10. Всем известно без секретов Что людей ведут к согласью Труд за честь, не по декрету, И отсутствие безвластья. Безответственность и леность Губят страны и народы, А мздоимство и растленность Порождают лишь невзгоды. Не бывать благополучью У людей породы сучьей, Беспредельной и алкашной. Незачем себя им мучить, Хоть всегда вопрос едучий «Быть, не быть?..» волнует страшно.
11. «Быть, не быть?..» Волнует страшно Тех, кому мозгов хватает Помнить о пути вчерашнем, На сегодняшний вступая. «Опыт ─ сын ошибок трудных,─ Говорил наш русский гений,─ Даст нам сонм открытий чудных» Без порожних словопрений. Но великих забываем И с упорством наступаем Вновь на грабли те, что метят По физическим законам Недоумков, пустозвонов ─ Ноев, Хамов и Гамлетов.
12. Ноев, Хамов и Гамлетов (Только в нашем переводе) Черенок привычный этот Из дремотности выводит. Без ведра воды студеной, Без дубины над затылком Наш дурак не заведенный Будет век сидеть с ухмылкой. Эти Муромцы Илюхи На печи вальяжат брюхо, Давят нары Пересветы, Брагой тешатся хмельною, Починая жбан весною, С «бодуна» в начале лета. 13. С «бодуна» в начале лета?! Если честно? ─ Распрекрасно Сунуть морду беззаветно В ковш с холодным русским квасом. Потечет не кока-колом, А вольется плавно в глотку И загасит алкоголь он Не насильно, а в охотку… На бруснике и хреночке, На смородинном листочке, Разъядрёный центр брашна ─ Ничего прекрасней нету, С ледничка, в момент рассвета, После оргии вчерашней.
14. После оргии вчерашней На фиг аспирин шипучий, Если в жбане квас куражный, Звонкоструйный и могучий, А за ним горячих щишек Со сметанкою, да в плошке… И… слетает хмель с мальчишек Сразу после первой ложки, И уходят мысли злые, Что тащил я по сонетам, И в окно стучат восходы. Россияне дорогие, В дар примите от поэта Снегопады, ледоходы!
15. Снегопады, ледоходы, Самолеты-звездоброды, Все уходит… Мы уходим: И красавцы, и уроды, Развеселые чувихи И безумные поэты, Болтуны, зануды, психи, Сластолюбцы и аскеты. И вопрос извечный этот (Всем известно без секретов): Быть, не быть? Волнует страшно Ноев, Хамов и Гамлетов С «бодуна» в начале лета После оргии вчерашней.
Март 2003
ПРЕДОСЕННИЕ ДИАЛОГИ (венок сонетов) 1. Недолго топал в эполетах, И тридцать лет на костылях, В штафирных отставных валетах, Не побывавших в королях.
Себя не числю в фаталистах, Но офицерский мой полет Окончен был башкой об лёд (наверно, потому, что быстрый).
Ланцет хирурга, стынь палаты, Из гипса обливные латы, ─ Безгрешный воробей в снегу.
Все так: судьбу не выбирают… Свой взгляд в былое простирая, Во снах то время берегу.
2. Во снах то время берегу, Неистовое и простое, Как чашка с горкой творогу В избенке сельской на постое, Как чистый искристый ручей С харюзом крапчатым в засаде, Как острый вспых из палисада Лазурных с золотом очей.
Немного мне пришлось пожить Той жизнью, но к чему тужить И холить боль зимой и летом.
Прощай, мой китель, и прости, Что звезд больших не смог нести! Теперь кочую в поле этом.
3. Теперь кочую в поле этом Чудес, а может, дураков, Возможно, то и то ─ ну, где там Мне выскочить из сих портков!
Прости за термин, моралист, Житуха ─ прелесть на «гражданке». Ты понял правильно? Ну, danke! Тогда откроем чистый лист.
Подмоем все и поменяем, Пером мыслишки погоняем, Шугнём словесную пургу, Встряхнем житейское лукошко, Откроем из дому окошко На древнем волжском берегу.
4. На древнем волжском берегу Нахлынули воспоминанья, И отогнать их не могу, Сижу с придавленным сознаньем.
В тумане вязком голова, В мозгу былая боль вспухает, Выдрючивает, не стихает, Жива проклятая, жива. Паскудно нервы теребя, Везу её внутри себя, Как трижды списанный «Икарус».
Тут, умножая цепь утрат, Пусть не на много, не стократ, Примчался смерч, порвал мой парус.
5. Примчался смерч, порвал мой парус И завертел пробитый чёлн (Стащу у классика хоть малость, Продолжив мысль) «по воле волн».
Ну что ж ты так, дитя разбоя, Жестоко шутишь надо мной И, завывая сатаной, Лупцуешь кулаком прибоя?
О, как же я устал сражаться, Ругаться, льстить и унижаться, Хоть битой мордой в слань ложись!
Но ты, не вняв моим стенаньям, Лодчонку ─ что за наказанье ─ О скалы шваркнул: «Эй! Держись!!!»
6. О скалы шваркнул: «Эй, держись!» Скривил волну ухмылкой злючей: «Жить хочешь?» ─ Очень! ─ «Побожись!» ─ Клянусь!!! ─ «Так не жалей уключин! Какой ты офицер, к шутам, Когда согнулся, как лозинка? …Протез? Жить можно без лезгинки. Привыкнешь! Было б тут и там. Наплюй на козни, ложь и дрязги, Зубами злобными не лязгай, Напрасно в драки не вяжись, Забудь про прошлые обиды, Отринь все страхи инвалида И вновь ─ в незнаемую жизнь!»
7. И вновь в незнаемую жизнь, Не ту, что выбирал когда-то, Вступаю я без укоризн С привычной прямотой солдата.
Тонуть в вине, познав предел, И волком выть с тоски и горя, Загнуться в пьяном подзаборье?.. Шалишь, рогач! ─ не мой удел!
К чему заигрывать с судьбой? Бывает временами сбой: Частенько не по делу ярюсь; Порой с ненужною пальбой Борясь в себе с самим собой, Взбираюсь с яруса на ярус.
8. Взбираюсь с яруса на ярус По поэтической стезе (Вот дурость выперла под старость В какой, не знамо, железе.)
В стихах, что формою простой И неприятием цинизма Зовутся верхом архаизма У молодежи «золотой», Эквилибристике лихой С её словесной шелухой, До срама нижнего раздетой, Я не хочу махать клюкой. Строча классической строфой, Встречаю рань в лучах рассвета.
9. Встречаю рань в лучах рассвета. Они, скользнувши между штор, Зрачки кольнут своим приветом: «А ну-ка, вылезай из шор, Успеешь строчку допахать. Шагай на речку, хватит киснуть, …Что Windows? Хрен с ним! Пусть зависнет! Поверь Остудину! Начхать! Возьми каникулы, чудак, Забрось словесный кавардак, Пойми, не вечно наше лето! Примчат сентябрьские деньки, И мысли, светлы и легки, Позолотят перо поэта.
10. Позолотят перо поэта, Как солнце мётлышки сосны В янтарной гамме желтоцвета, Беспечно разгоняя сны, Близняшки-рифмы, славя слог Хозяйки-Музы сладкоречной. Еще успеешь ручкой вечной Облечь в сонет наш диалог Приличным шрифтом, не петитом! Владыка движется к зениту… Нельзя отстать! Прощай! Прости! И знай, дружок, такою встречей Из тысяч одного мы метим ─ Счастливчика, как ни крути.
11. Счастливчика, как ни крути, Всевышний по Парнасу водит. Шути над этим ─ ни шути, Но только так и происходит.
В довольно бойком стихоплетьи Любой бы смог понатореть, Но чтоб над рифмой умереть ─ Судьба поистине поэтья!»
Не будем называть имен, Ушедших не под всплеск знамен У нас в России, а не где-то.
Фу, так и тянет в черноту… Уж лучше строчки я сочту ─ Бежит к концу венок сонетов.
12. Бежит к концу венок сонетов, Сплетённый на такой манер, Что размотать сумеет это Лишь только бывший офицер.
Какое бредоохрененье! Ну, надо ж, что понакрутил, Как будто бражку «замутил» Из полускисшего варенья!
Сварганил чтиво, полупсих, Но хорошо от сих до сих! Сейчас меня счастливей нету.
Запрячу огниво и трут, Какой ни труд, а мысли прут. Быть может, и прочтётся где-то.
13. Быть может, и прочтётся где-то Мой нетипический венок, В котором смерчи и рассветы Со мной вступали в диалог, Где чуточку в жилетку нюнил, Зачем, не помню, и кому, И на фига, и почему, И где зачем-то там похрюнил.
И всё же хочется признаться, Что не пришлось мне напрягаться, Заплел я без труда почти Пятнадцать четырнадцатьстрочий. Опять вам голову морочу… Ну, с Богом! Доброго пути!
14. Ну, с Богом! Доброго пути! ─ Нет в мире лучше пожеланья, Способного в любви нести Людское славное прозванье. Оно условно, безусловно, Известно из глубин веков, И не сносить тебе подков, Пегас, на ниве многословной! А я тащу в своем мозгу Муштру, тупую не в дугу, На строевых «кордебалетах».
Пускай ушло то время вдаль, Но всё равно его мне жаль: Недолго топал в эполетах…
15. Недолго топал в эполетах… Во снах то время берегу. Теперь кочую в поле этом На древнем волжском берегу. Примчался смерч, Порвал мой парус, О скалы шваркнул: «Эй! Держись!!!» И вновь в незнаемую жизнь Взбираюсь с яруса на ярус. Встречаю рань в лучах рассвета (Позолотят перо поэта ─ Счастливчика, как ни крути!) Бежит к концу венок сонетов, Быть может, и прочтётся где-то. Ну, с Богом! Доброго пути!
Сентябрь 2003
АМБИВАЛЕНТНОСТЬ (венок сонетов) Словно Мёбиуса лента, Наша жизнь амбивалентна… Лиахим Возут
1. Запутан я, как всё вокруг, Дитя России и эпохи, Они судьбой замкнулись в круг,─ Лишь только мой, хорош иль плох он. Пусть для рождения страну И времена не выбирают, И в них живут и умирают, ─ Спасибо, классик! Но весну Воспринимаю так, как осень, И грязь её не скрасит просинь Небес умытых; я предвижу, Что буду бит и оскорблён За то, что хоть и убелён, Живу, люблю и ненавижу.
2. Живу, люблю и ненавижу Себя за то, что мой синдром, Гад абстинентный, хитрый, рыжий, Меня чубайсит, словно ром Ямайский, и по пищеводу Под вечер разливаясь в кайф, Поутру в драный «суперрайфл» Оденет зад мой в непогоду, Погонит к ближнему маркету, Где сочинителю сонетов, Чтоб отогнать его недуг, Отмерят капель сто отравы Рукою левой или правой И ближний враг, и дальний друг…
З. И ближний враг, и дальний друг Не всё ль равно когда заметят, Что тонет мой житейский струг Годков пятнадцать по приметам, Как «Отче наш», известным всем От православного крещенья. Банально? Но, прошу прощенья, Хандра ─ она из вечных тем (Возьмите Пушкина роман, Где светский лев и бонвиван Тяжелым сплином обездвижен), Не вырвут из её тенет Ни гром мазурки, ни брегет И нежный вздох, и взгляд бесстыжий.
4. И нежный вздох, и взгляд бесстыжий ─ От первородного греха Приёмы действенные… Ниже Опишем их, но… Но лиха Другая сущность индивида: Двойное дно его и цвет, Которому названья нет, И что уж тут таить обиду… Свободы жаждем, но холуйством Страдаем и в похмельном буйстве Надеемся: вернётся вождь, Всё конфискует и поделит… И нам, как на башку Емели, Вдруг в ясный день прольётся дождь.
5. Вдруг в ясный день прольётся дождь, Скользнет прозрачною стеною, На паутинках капель гроздь Развесит, смыв остатки зноя, Умоет ненароком лик У слободы Адмиралтейской, Прогноз поправив по-третейски, По крышам пустит жёлтый блик. И запарит асфальт седой, Халявной спрыснутый водой, да недозированно, вдосталь, И с подсинённого холста Улыбкой Господа Христа Зарадужит в краю погоста.
6. Зарадужит в краю погоста ‒ Они у нас в стране везде… Под каждым домом чьи-то кости ‒ Мы строим счастье на беде. Зорим могилы наших предков И прём кресты в металлолом. Пустив историю на слом, Вернёмся вскорости на ветки. Я, может, слишком жёстко? Пусть! Не зря, наверно, звали Русь На глиняных ногах Колоссом, И в битвах нас спасал лишь вес, А в мире нами правит бес. Так сложно всё, и всё так просто. 7. Так сложно всё, и всё так просто: Любовь, соитие, дитя… Измена ─ в сердце ножик вострый, Обида походя, шутя… Божба: «А! Чтоб мне провалиться! Ей, Богу! Матерью клянусь!» И тут же ловко извернусь, Чтоб только своего добиться. Содом замешан на Гоморре, Из полымя ─ в огонь и горе, В бесчестьи пред иконой ложь.
Но ─ «От работы кони дохнут!», Но ─ «Руки от труда отсохнут!», Но ─ «Сладок хлеб, хоть горька рожь!».
8. Но сладок хлеб, хоть горька рожь! Не позабыли люди в мире: «Работай! Малое умножь!», ─ А мы лишь мочим всех в сортире И всюду зрим одних врагов. А враг свернулся в чреве нашем, Как цепень свинский жаждет каши, Пивца, подовых пирогов.
И я, как все, брюзжу повсюду, Особенно когда посуду Под зелье ставлю и калач Свой, зачерствевший, крупно режу, И сыр грызу давно несвежий. Мне радость ─ плач и горе ─ плач…
9. Мне радость ─ плач и горе ─ плач. Сижу, обвешанный соплями, А где-то мир несётся вскачь. Покуда в постсоветской яме ─ В недавнем «Ре-се Фе-се еР» ─ Мы, бедолаги, гоним дуру, Сдирают с нас седьмую шкуру Наш президент, парламент, мэр. Плодятся архиалигархи… Откуда этот термин «архи» В России, где простой «ширмач» Всегда в фаворе был «у бана» И «на кичмане у Ивана» Защитник сам и сам палач?
10. Защитник сам и сам палач, Как в прошлом, нынешний вельможа ─ Всё тот же неуёмный рвач, Но с беспредельно наглой рожей. Ужасно то, что не один, ─ Плодливо дьяволово племя, В грабительское наше время Как казнокрад ─ так господин.
Но только в том, что наша власть Сосёт из нас кровишку всласть, Виновны сами мы отчасти: Живём в надежде, что хлеба Для нас притащат в коробах, И в вечном ожиданьи счастья.
11. И в вечном ожиданьи счастья, Мы строить не хотим его, Лишь наблюдаем без участья За тем, кто воза своего Не растерял на полдороге, А тащит, приумножив кладь, И лишь у самого порога Он позволяет благодать Отдохновенья от работы, В наследство передав заботы, Все силы исчерпав до дна. Тогда как наш лентяй безбожный, Зациклясь в зависти ничтожной, Забыл, что жизнь всего одна.
12. Забыл, что жизнь всего одна, И что уже маячит точка В конце пути, и седина Побила у меня височки… И потому спешу к тетрадке ─ Последней радости моей, Чтобы успеть на склоне дней Хоть что-то посадить на грядке Из зарифмованных словечек, При этом не жалею свечек И капель зелена вина…
А то, что Муза стала реже Дарить меня мыслишкой свежей, И вовсе не её вина. 13. И вовсе не её вина, Эпохи той, что мне досталась, И ни причем совсем страна, Что слишком ранняя усталость Корёжит душу и гнетёт, И что впадаю я в унынье, И что давно небесной синью Не заманить меня в полёт. К тому ж на лайнере вояж На пенсию на нашу ─ блажь, «Старперам» нынче не до сласти. И рупь давно у нас ни в грош… В кармане ─ на аркане вошь, Коль «прикуп прикатил не к масти».
14. Коль «прикуп прикатил не к масти» Иль «подлетел на мизерах», Вполне возможно, цепь напастей На этом кончится… Тарах! Разбилась чашка… Это к счастью! Крутнул Господь земли волчок. Пойду молиться. И молчок! Пора готовиться к причастью… К чему посуда при пощеньи? Поможет получить прощенье Хранитель Ангел, верный друг. Хоть понимаю, безусловно, Что по уши в сетях греховных Запутан я, как всё вокруг. 15. Запутан я, как всё вокруг, ─ Живу, люблю и ненавижу… И ближний ─ враг, и дальний ─ друг, И нежный вздох, и взгляд бесстыжий…
Вдруг в ясный день прольётся дождь, Зарадужит в краю погоста. Так сложно всё, и всё так просто, Но сладок хлеб, хоть горька рожь.
Мне радость ─ плач и горе ─ плач, Защитник сам и сам палач, И в вечном ожиданьи счастья Забыл, что жизнь всего одна, И вовсе не её вина, Коль «прикуп прикатил не к масти». 10 июня 2005
ПЕРЕВОДЫ С ТАТАРСКОГО
Седьмой сборник
Габдулла Тукай ПТИЦАМ
Пойте, пойте, вольные птицы!
Не пугайтесь, прошу, дорогие певуньи мои! Я почти не дышу, песням вашим внимая в тиши. Мне неважно, вы скромные пеночки иль соловьи, Важно то, что Господь в этих песнях открыл для души.
Никогда не держал я в руках ни ружья, ни сетей, Лишь на воле вы можете чудные звуки дарить, Ну а я собираю коленца от птичьих страстей, Чтобы песню свою для хороших людей сотворить.
СОН ЗЕМЛИ
Укрылось поле периной снежной И грезит тихо и безмятежно. Земле уютно в сугробах спится, Её нескоро разбудят птицы.
Она проснётся навстречу маю И всеми красками засияет. Гром прогрохочет на колеснице, Прольются ливни, сверкнут зарницы. Пройдут дожди и недели зноя, Напьются травы росой ночною. Земле всё это пока лишь снится, Но скоро лето, и всё случится.
Всё в жизни зримо во всех явленьях, Всё повторимо со дня творенья.
БУРАН
Было тихо, светло, безмятежно над миром, и вдруг Запуржило, завыло ─ буран взбесновался вокруг. Темнота навалилась на радость волкам и ворам, Страшно так, что хозяин не выпустит пса со двора. Мне глаза залепило, я веки поднять не могу, Как дорогу до дому найти сквозь густую пургу? Сквозь метель еле цедится жёлтая лунная муть, Ну откуда взялась эта дико ревущая жуть? Видно, черти перину Аллаха в кавказских горах Отыскали, украли и ну её драть в пух и прах, А потом кучу перьев свалили на землю с небес, И пустился ловить их весёлый подвыпивший бес. Я ропщу… На меня покосилась с усмешкой луна, Точно так, как на нищего бай бросил взгляд из окна.
ДАЧА
Наш богач плывёт на дачу жарким летом каждый год, Нанимая не иначе, как огромный пароход. Все равно ему ─ что судно, что запряжка рысаков, Он гуляет беспробудно, унижая бедняков. Даже солнце спесь такая удивляет, и оно Сжечь давно готово бая, но, увы, не суждено. Франт под зонт китайский спрятал модный колер пиджака, Что пошит из шкуры, снятой с бедолаги мужика. И плывет богач беспечно мимо нищего села, Из которого навечно жизнь весёлая ушла. Ну, а с берега крестьянин скажет: «Во как!», пряча вздох. Эх, ужель на дно не канет пароход?.. Прости нас, Бог!
МАЛЕНЬКИЙ МУЗЫКАНТ
Весь день за письменным столом сидит поэт, Забыв про завтрак и обед, не видя свет. Пером затылок расчесал, дрожит рука, Полсотни мыслей раскопал, а рифмы нет. Тут рифмоплёт наш онемел… Откуда вдруг В его каморку залетел противный звук?
На самом взлёте мысли прервана строка: Для слуха тонкого страшней не сыщешь мук. На свадьбах мартовских котов приятней вой, И у рассохшихся ворот фальцет другой, Вот точно так скрипит несмазанная ось Арбы усталой, что ползёт к себе домой. Поэт увидел, чей в кустах визжит курай: «Сынок! Пойди к себе домой и там играй!» просверленную трость, Ушёл, оставив за окном безмолвный рай.
В свою чернильницу нырнув, перо опять Спешит про радости любви стихи писать. За стенкой дома мирно дремлет тишина, Но музыкант несносный снова стал пищать. Визжит тростинка, издеваясь над душой, Листочки наш поэт в сердцах смахнул рукой, Не знает он, и в этом не его вина, Что денег стоит даже творческий покой.
Сипит тростинка в дырках гению на зло, В соседстве тоже гений ─ знать, не повезло. Но если трезво наши шансы подсчитать, Курай дешевле раз в пятнадцать, чем стило. Писатель крикнул: «Подойди, малыш, сюда, Играешь ты на этой дудке хоть куда. Продай её мне, чтоб я смог тебе под стать Играть на ней сегодня, завтра и всегда!»
ВРАГУ
Злобный враг змеёй свистящей изливает клевету На меня за то, что счастлив, что интриги не плету. И за то, что мрак и тленье, тусклый огонёк свечи Не мешают озареньям посещать меня в ночи. Враг, спеша меня охаять, в оскорбленьях преуспел, Лишь проступки раздувая и не видя добрых дел. Враг надеется, что слягу и угасну от хвороб, Ну, а он придёт, сутяга, незаметно пнуть мой гроб. Может быть, душа устала от пустых мирских невзгод, Но и радостей немало жизнь мне дарит каждый год. Я хочу, чтоб сердце знало всё: и радость, и беду, Чтобы кровь моя вскипала, пусть до срока я уйду! Все обиды и разброды растворятся в вечной мгле, Но с моим родным народом я останусь на земле.
Муса Джалиль
АМИНЕ
Перестань же, дорогая, прошу, Чувства незачем сомненьем пятнать, Я всю жизнь одной тобою дышу, Неужели это трудно признать?
Тяжкий грех точить на друга свой нож, Коли рвётся он душою к тебе, Если с ним одной дорогой идёшь, Не ищи противоречий в судьбе.
Обижает недоверчивый взгляд, Словно я стою пред строгим судьёй, Как обычно, без вины виноват: За любовь мою наказан тобой.
В МИНУТЫ ОБИДЫ (Амине)
Я ждал любви свободной, безбрежной, Она пришла, весь мир озарив, Тебе ─ родной, единственной, нежной, С улыбкой двери в дом отворив. Меж нами нет ни тайн, ни секретов, Прислушайся и сердцем поймёшь, Что нет вернее друга на свете, Чем тот, с кем ты по жизни идёшь. В любви сомнение ─ только преграда, А счастье не имеет границ, Судьбою ты дана мне в награду, Смахни скорей слезинки с ресниц!
1940
ХАДИЧА
Девчоночка Хадича, Ты где гуляла так долго? Давно сгорела свеча, Рассвет забрезжил над Волгой. Уснул наш сторож-бабай, Висит замок на воротах. Стучать? ─ Будить сонный рай… Но спать уж больно охота. Ужель в кустах ночевать Моей гулёне безгрешной? Эх, двум смертям не бывать, ─ Через забор лезет спешно. Плевать на загнутый гвоздь, Плевать, что хрустнула юбка, Что алых капелек гроздь,─ В гнездо порхнула голубка. Я юным славу пою, Уменью их в полмгновенья, Обняв подушку свою, Отдаться сну с наслажденьем. А рано утром апа Девчонку чуть растолкала, И та, спросонья слепа, Оделась и побежала. Летит она, не идёт, И реет юбка, как знамя. Скорей! Работа не ждет, Всевластно время над нами! Открыто настежь бедро, Прекрасной ножке ─ свобода, Вот так порою хитро Родится новая мода! И тут, хоть смейся, хоть плачь, Мужчинам в знак наказанья Разрез ─ коварный палач, Раскрыл все юбки Казани. Откуда мода взялась? Причем заборы с гвоздями? Откуда женская власть Повсюду веет над нами? Что до моей Хадичи, ─ Не ведает, право слово, Что растеряла ключи От хитрых женских уловок. А на прогулке ночной, Увы, всегда у девчонок Чего-то рвётся весной, И даже швы у юбчонок.
12 февраля 1942г.
Абдулла Алиш
МОЙ КРАЙ
Идель-Урал ─ родимый край, Здесь сладко всё, вода, как мёд, Где б ни был я, лишь ты ─ мой рай: Здесь дом мой, здесь родная ждёт. Несут отсюда ветры мне Молитвы мамы дорогой, И в чужедальней стороне Не страшен даже смертный бой. Пусть на лугах, где кровь текла, Весной рассыплются цветы ─ Осколки алого стекла Чужой, не нашей красоты. А на полях моей земли Пусть нивы тучные взойдут, Вернёмся из любой дали Мы к ним, пусть только подождут.
РОДНОЙ АУЛ (в альбом друга)
Исколесил я белый свет, и нет ему хулы ─ Прекрасен он, но лучше нет аула Балыклы. Здесь щедр сосед, Здесь сладок хлеб, Здесь, как хрусталь, вода, Здесь мудрость льётся из бесед. Здесь ждут меня всегда!
НАБРОСКИ В НЕВОЛЕ
Ветра судьбы, листком примчав меня С поземкой от заснеженной страны, Вогнали в жерло адского огня, Что в центре европейской старины. Я не познал до сей поры людей И здесь житейский опыт тороплю, Вериги неприемлемых идей Тащу, неволю горькую терплю. Подобье кофе пью я натощак, На хлеб бумажный мажу маргарин И умудряюсь делать это так, Что видно через бутерброд Берлин. Как экономен этот самый «брод», Он в клюв птенца уместится вполне, Влетев, как в кратер, в человечий рот, В гортани тает, не осев на дне. На поясе моём стальной кинжал, Чарующе блестит его клинок, Хоть в нём сто тысяч ядовитых жал, Он в озлобленьи чёрном одинок, На нём есть знак железного орла, И не страшит последний смертный ряд, Когда душа в страданьях умерла. Пусть растерзать орёл готов меня, Пусть здесь я просто чуждый человек, Уйду я следом за исходом дня, Ещё укоротив и так не длинный век. В неволе жизнь завершена давно, Преодолён давно рубеж судьбы, Но сердце гулко бьётся всё равно, Не хочет разорваться без борьбы.
ПРИСНИТСЯ ЛЬ ВНОВЬ МНЕ ЭТОТ СОН (посвящается супруге Рокие)
Удивительной сладкою негой Вслед за первым глоточком вина Я охвачен и, словно под снегом, Затихаю в объятиях сна. Ну, откуда в любовном напитке Сила та, что батыра в узду Загоняет, и он, как по нитке, Мчит, порою себе на беду, Без объездки, легко поддаваясь Жёсткой плети в нежнейшей руке, И спиной ни на гран не сгибаясь Под возлюбленной, как налегке. Так тебе я, звезде лучезарной, Преклонялся, забыв целый свет, Не страшась, что судьбиной коварной Быть могу оскорблённым в ответ. И напрасны смешные сомненья, Награжден я любовью твоей, И горит она с каждым мгновеньем Между нами сильней и сильней.
Солнце словно исчезло навек, Вновь меня одиночество мучит… Где ты милый родной человек?
Знаю, зимнее время недолго, Знаю, что неизбежна весна, Знаю, солнышко встанет над Волгой И растает на сердце вина… Ну, зачем ты нахмурила брови Над сияньем ревнивых очей? Я тебя успокою любовью В жарком мареве летних ночей.
Ты не верь ядовитым наветам ─ Нет причин для волненья души, Не найдёшь ты другого ответа, Кроме жарких объятий в тиши. Может, шли мы не лучшей дорогой, Кто подскажет, как путь оценить, Счастья много в нём или немного, И легко ли порвать эту нить, Что во сне, по-девичьи наивном, Окроплённом сладчайшим вином, Непорочна, мечтательна, дивна, Но во сне ─ и закончится сном? Только мне отчего-то не спится, Я пытаюсь понять до конца: Как могло в этой жизни случиться То, что по мановенью творца Заплелись наши судьбы невольно И опять расплелись, как венок, Что пронзает нежданною болью Сердце, словно абрека клинок. Неужели подобно листочку, Я покину родной свой лесок, Забренчу по канавам и кочкам, Как несчастные братья «Сак-Сок»?
ПТИЦЕЛОВ
Весной в садах и рощах России За кружевом волшебным ветвей Под небом необъятным и синим Счастливый распевал соловей. Встречал рассветы радостной трелью, А ночи колыбельной дарил, Привычный жить в любви беспредельной, О ней в напевах он говорил. С рожденья озарённый свободой, Не ведая оков и вериг, Попал в силок, наживе в угоду, И в клетке позолоченной сник. Ну, где уж тут понять птицелову Невзрачного комочка тоску, Замучил птицу пустоголовый, Надеясь услыхать хоть «ку-ку». Не свойственно душе соловьиной Коленца разливать на заказ, Коль ты рождён для песни былинной, Мошна и кнут ─ тебе не указ. Мальчишка-птицелов удивился Безмолвию добычи своей И потому в душе усомнился, Что залетел в силки соловей: «Где толк от этой серой молчуньи? Помрёт, так лишний на душу грех. Пускай летит, другую певунью Поймаю я себе для утех». Взлетел соловушка над окошком, Перед ловцом недавним присел, Скакнул два раза с ножки на ножку И вдруг самозабвенно запел… Беда ворвалась в мирные годы, Наш птицелов пошёл воевать За отчий дом, за всё, что народом Привычно милой Родиной звать. Но в жаркой схватке так получилось, Что без сознания взят был в полон, И от бессилья сердце разбилось, И вспомнил птицу бедную он. И зарыдал, сдержаться не в силах, И мрак заслал в очах его свет, И он прозрел пред жерлом могилы, И дал себе последний обет: «Пусть распростёрто смертное ложе… Пред ним у птиц прощенья прошу, И коль Аллах мне выжить поможет, Я воли никого не лишу!»
НАДЕЖДОЮ ПРЕКРАСНОЮ ЖИВУ
Я с надеждой смотрю в день грядущий, Вечно спорю с житейской волной, Нас к последнему часу несущей, И стараюсь остаться собой. Пред очами судьбины суровой За усмешкою прячусь порой, Хоть чуть-чуть поседел, право слово, ─ Я покуда батыр и герой. Что мне долгих годов заточенье, Раз в руках моих сила живёт, Поплыву я и против теченья, Коль народ мой меня позовёт!
Мухаммат Мирза ЧЬЯ СТРАНА?
Привалилась к плетню, Беспробудно пьяна, Безнадёжно больна, ─ Чья страна? Чья страна?
Боль родимой земли, Ты открой, кто они, Те, что нам предрекли Эти чёрные дни?
Словно кляча, висит На ремнях с потолка, Ждёт соломы клочка, Чья страна? Чья страна?
Голос милой земли, Кто избавит, скажи, Нас от слуг сатаны И уймёт грабежи?
На промозглом ветру Волком воет она ─ Чёрной ночи страна… Чья страна? Чья страна? Кто отчизне отраду И мир принесет, Из кромешного ада Однажды спасёт?
ПОЛНАЯ ЛУНА
Ты уймись, ты уймись, душа, Горе чувствами не развеять. Всё рассудится не спеша ─ Утро вечера мудренее.
Глупость ─ сборы и суета, Если в путь выходить не надо. И судьба у нас ─ только та, Что дарована как награда.
Больно?.. Виду не подавай. От гордыни душе усталость. А луна, словно каравай, За окном моим разболталась.
* * *
Вы, мысли, Заполнили голову так, Что просто готова взорваться она. Стою на развилке дорог… В душе Оживает любая мечта, Я в сорок, как в детстве, застыл у окна, И манит звезда за порог. Любовь, Есть ли сила такая, как ты? Ты ─ жаркий пожар, нежный пух облаков. Я жертва твоя навсегда! О, будущее, Если кружат цветы В подсолнечном мире Метель лепестков, Что к смерти ведёшь нас тогда? Господь мой, Ты жизнью меня одарил, Любовь ниспослал, веру в душу вселил, Бессмертие предначертал.
ОДИН НА ЦЕЛУЮ ЭПОХУ…
Родился я в соломе в час рассвета, ─ Так хорошо на свете быть никем!.. Пьер Жан Беранже Игрой судьбы не объяснить |
.jpg)