|
(Отечество)
ГРАЧИ В НОЧИ
Шестой сборник
НЕПОСТОЯНСТВО
Нет ничего прекраснее небес Днём августовским, ночью ли ─ неважно! Взгляни на это чудо из чудес И в мыслях вознесись в него отважно, Как в вечность, как в незнамость бытия, Неведомость, несказанность пространства, Непознанность того, что жизнь твоя Лишь теплится на вере в постоянство… Непостоянство даже в шестьдесят Затылок колет, как стилет осиный, Непостоянством гены голосят С постылым дребезжаньем клавесинным. И странно, что с годами звон страстей Сильней становится от хрупкости неверной, От мудрости, безмерно благоверной, И от беззубости любителя сластей…
СХИЗМА
И мы, и мы, как древний тот, ─ Мы тоже Богом избранный народ. Но отчего же мы живем, как свиньи, В плебействе утонув скотиньем? Нас не страшат ни мор, ни недород, Мы, как птенцы свой клюв, раззявливаем рот, И полупереваренные мухи В нем канут, чтобы вдруг от голодухи Не совершился жизни укорот. У нас талантов полный перебор, Но не купить на них и табаку понюшку, Любой Ванек ─ Ван Гог, Жорж Санд ─ любая Нюшка, А мир вкруг нас растит глухой забор…
СУБЛИМАЦИЯ
Я описатель городских пейзажей, Убитых улиц, смрадных площадей, Фасадов под коростой склизкой сажи И ликами теперешних вождей. Бытописатель я ─ и что же с этим делать, Куда уйти от темы возрастной? ─ О соловьях последний раз отпелось Давным-давно забытою весной.
Все важно ─ если вовремя, и, право, Смешно гундеть о розах и любви, Когда вкруг «фейса» белая оправа И челюсть из пластмассы ─ се ля ви! И все же где-то там под слоем жира Култыхает пожизненный насос, Что символом любви слывет у мира И у меня, конечно. В чем вопрос?
Приятно вспомнить то, как у подноса, Сверкающего надо мной в ночи, Я на плече округлом хлюпал носом, А после вирши сладкие строчил. Всему своя пора: очарованье Очей прошло, к чему ля фам шерше? Смешнее нет любовного старанья, Когда важнее думать о душе.
А посему пишу о бытовухе ─ Ведь должен же вещать о чем-то я: О розе грех кропать под легкой мухой, А под тяжелой ─ грех про соловья. О них накрутят миллионы стансов Сто сотен поколений школяров, А мне обрыдли чувственные трансы Вослед либидо разных колеров.
ПРЕДВЫБОРНОЕ
Народец мой, скажи мне, чё те надо? Кто должен быть роднёй тебе сейчас? ─ «Нугойный сникерс-пиккерс» в шоколаде, Что белозубьем над страной лучась, Готов под старой крышей (зри ─ программой) Разизослаться, расстегнув портки, И навзничь вывалить на диараму То, что не стоит зажимать в тиски? Быть может, виноват в том наш генезис? Мы варвары иль Рюриковичи? От чьих кровей бушует в жилах «крейзи» Как в пьяной, так и в трезвенной ночи? Непредсказуем наш характер ─ вот в чем дело! ─ Мы в состоянии аффекта навсегда, И потому нас вечно и умело ВзЛОХмачивют всюду без труда.
ЗАБЕССОННИЦА
Мысли свои выдираю опять, Словно плотву из заиленной сети. Возраста струг не покатится вспять, Хоть ты кормило сломай на рассвете.
Ночи все дольше, а дни, как часы: Только очнешься от мути бессонья, Вновь за окошком безродные псы Воют на лик поднебесной персоны.
Что же мне делать с душою больной, Незакаленному в праведных битвах С миром, что рядом со мной, за стеной, Не отбелённой от крови в молитвах?
Так и пройду я, как конь в поводу, Версты последние сбоку от Храма, Только бы мне не накликать беду, Ту, что покроет мой гроб черным срамом.
ОДИНОЧЕСТВУ
Как обращаться к Вам? ─ Ваше Величество? Или пониже чуть: Ваше Высочество? Числитесь Вы в единичном количестве И прозываетесь Вы ─ Одиночество. Счастье великое хоть на немножечко Мне оставаться вдвоем с чайной ложечкой, Несправедливо по утру забытою В чашке, от кофе еще не отмытою. Ваше Величество! Ваше Высочество! Ну, подарите же ус-по-ко-ение И озарите мне душу пророчеством Или же светлым небесным знамением!
ГРАЧИ В НОЧИ
Что-то рано примчались в мою слободу В этот год беспокойные орды грачей. Неужели они предвещают беду Накануне разбрызга весенних лучей? Фатализм мне не свойственен, но иногда Вдруг в башку заполошную стайкой примет Залетает непрошенная ерунда И своим мельтешением застит мне свет. Знаю то, что уныние ─ признанный грех, Знаю то, что накаркивать горе грешно, Знаю то, что наш грач ─ не дурной пустобрех, Знаю все, но опять ─ это самое «НО», И резинкой его не сотрешь ты с листа, И в стакане его не утопишь никак, И вползает за ним внутрь меня пустота ─ Невесома, по сути, но ─ НО нелегка. Может быть, Иоанн, то, что ты предсказал, Этой ночью начнется иль чуть погодя, И не зря стаи черных грачей нанизал Март бездушный на жесткие струи дождя? Я не верю приметам, волшбе, колдовству, Я страшусь лишь Того, Кто был, есть и грядёт. Я страшусь, но, увы, моему естеству Очень хочется знать, что же ТАМ меня ждет?
ФАЛЬШЬ
На столе у сродницы моей Веточка струится, занимая Места столько, что уж рядом с ней Блюдца не поставить ─ точно знаю, А в серванте ─ весь ассортимент Фабрики под брендом «Гусь хрустальный», Не изведавший, хоть на момент, Той струи, которой изначально Должен был служить в застольях и Пламенно сиять под канделябром, Но ни разу родичи мои Не соединили рюмок храбро. Цело все, что приобретено С самых первых дней совместной жизни. Пить-то пили водку и вино, Но из тары, принятой в Отчизне. Подошел к столу однажды я И листочек тронул инстинктивно… «Боже правый!» ─ Веточка моя Из того же, что презервативы… Точно так же вот при свете мы Излучаем святость перед миром, Ну а в душах прячем царство тьмы Со зловоньем выгребных сортиров…
10 МАРТА
Над городом ни облачка с утра. Весна с улыбкой входит в Пост Великий. Ужели снова в мир пришла пора Спасения от смуты многоликой, Что, осыпая кучами трухи, Нас держит, ни на миг не отпуская, И умножает тяжкие грехи, И вечное унынье предрекает? В безбрежье неба утопив глаза, Я радуюсь от мысли той, что скоро Прокатится весенняя гроза, Омоет мир от тления и сора, И скоро мы внесем в наш храм родной Пучочки веток вербы опушённой, И скоро мы Неделею Страстной Причастие воспримем отрешённо. И скоро одарит Спаситель вновь Всех нас своим чудесным Воскресеньем, И мы с мольбой, с надеждой во спасенье Вольем в себя Вселенскую Любовь!
ЗАВИХРЕНИЯ
Безмерно неуверенный, Растерзанно-растерянный, Путем, сто раз проверенным, от дома к гаражу Приполз и на сидении В полнейшем обалдении, В безмолвном отупении, закаменев, сижу. К чему с машиной смёрзся я? Ужели, чтоб за верстами Погнаться в стоеросово- взбурлившемся пылу По странной воле случая, Сомненьями не мучаясь, Вслед за плакучей тучею к незнанному селу, К незнаемой речушечке С оборкой пенной рюшечки, Что баюшки-баюшечки поёт себе волной ─ Прибойно-неразбойною, Раздольно-неизгойною В предутрье лета знойного, а, попросту, ─ весной, Чтоб в этом незнакомии Уснуть, смиряясь с истомою, В безсловном безусловии Рассеюшки родной?
РЕАНИМАТО- ЛОГИЧЕСКИЙ ТРИПТИХ
1. Толку что давать сейчас оценки Тем, кто не добрался до высот, Не толкнул спиной расстрельной стенки И не измарался, как сексот, Не стремился в диссидентство взвиться, Только б от правителей страны Не мытьем, так катаньем добиться Права въезда в царство сатаны.
2. А теперь позорно стало русским Зваться, оставаясь на Руси, Здесь, ─ не в дальнем Прибалтийстве прусском, Инородства досыта вкусив. Здесь, в любой деревне «суверенной», Не дают по-русски рта раскрыть И в труху латиницы надменной Тщатся нашу Азбуку зарыть. Толку что от смены «государей» ─ Вновь они за-Путают страну, Ерунду в мозги народу впарят И в свой дом запустят сатану.
3. Ни к чему мечем рубить Россию, И без войн она занемогла, Изнутри прогнив, утратив силы, Словно шлюха, на спину легла. Под подушку затолкав заначку, Спит «медведем» тощим до весны И, раскрыв беззубый рот, подачку Ждет от сутенера-сатаны.
ВЕСЕННИЙ ДИАГНОЗ Что делать мне с расколотой душой, Ни с чьей-то там ─ с моей, моей, родною, Теряющей осколочки весною И потому не очень уж большой? Не исключенье я. Любой из тех, Кто посвящает жизнь стихосложенью, В раскол ввергает душу иль в сожженье, Не ведая, что рядом бродит грех… К врачу идти? Нет! Дудки! Как-нибудь Я сам собрать осколки попытаюсь. Страстной неделей Господу покаюсь И снова покачусь в годичный путь. Христос поможет мне Пасхальным днем, А вслед за ним в другие дни и ночи Сложить из тех осколков сотню строчек И запалить их сладостным огнем.
Шизофрения (греч.) ─ расколотая душа
ВСЁ КАК ВСЕГДА
Что означает «восхождение души к вершинам горним», Кто ответить сможет? Любой из нас само собой грешит, ханжит, бесспорно, И неправду множит. Что делать, коли было так всегда, С момента первородья ─ от Адама? Мы лжем самим себе, и, как вода, Стекает фарисейство в лоно срама. Что движет нами в поисках себя Среди самих себе по плоти равных: Равно беспутных и в пирах заздравных, И в горьких днях, когда орём, скорбя?
Душа! Душа!.. Не знаем ни шиша: Ну что ж ты за субстанция такая!? То бьешь набатом и, не умолкая, Ведешь на подвиг, смертью не страша, А то вгоняешь в ужас только тем, Что заключаешь в узкое пространство Формаций непотребных и систем, Вдруг всплывших из болота постоянства. Что означает восхождение души, А, может, и паденье? ─ Неизвестно… Всю жизнь вверх ─ вниз Сквозим в трубе отвесной, Внутри себя глас Божий заглушив.
ПРОЩАНЬЕ С МАЕМ
Огромные чугунные шары Илья катает по небесному бильярду. Уходит май без солнца, без жары, Измазав ноги в мерзо-вязкой барде. О, лето, лето, жду тебя давно ─ С момента первой звени соловьиной! Пусть холодно, но, растворив окно, Вгоняю взгляд свой в волжскую равнину: Нахохлившись под пленкой, рыбачок Уставился на пляшущую пробку, К пружине нервов прицепив крючок, Ждёт от лесы толчка поклёвки робкой. Вновь огненным киём Илья шары катнул По синему сукну в глобальной «пирамиде», И долго не стихал в округе тяжкий гул, Подобно незаслуженной обиде.
ШЕСТОЙ ТЭТЮД К ШЕСТОМУ ИЮНЯ (2008 год)
Июнь дождем полил свой день шестой, Открыв двухсотдевятый год рожденья Того, кто каждый вздох в стихотворенье Облёк, омыв его словесной чистотой. И мы в свои, в иные времена, притопали привычно пообщаться, В подбронзье с микрофоном покачаться В ту дату, что пока ещё нужна. «Ну что ж, покеля, чао, Наше Всё!», ─ Мы льём в пластмассу не «Аи», прости нас снова За то, за то, что ныне русским словом Увы, увы, Россию не спасём…
23 ИЮНЯ Сегодня дата ─ Та-та-та-та-та ─ Прошила очередью пулеметной Отрезок, равный возрасту Христа, От жизни прошлой ─ юной, быстролётной. Не виноват июнь тот, но опять Мне давит на мозги беда былая, И реверсирует мне годы вспять, Злодейски ухмыляясь, память злая. Плачу, наверно, я за все за то, Что нагрешил за три десятилетья В начале жизни, лёгкой и пустой, Такой, как меж глаголов междометье.
Я не боюсь ухода в мир иной, Уверен в том, что будет там не хуже: Не замерцает аритмия в зной, Протез мой не потонет в грязной луже. И вспыхнет всё, когда «Да будет свет!» Я вякну как-то просто так, по пьяни, И не пошлёт никто меня в ответ Подальше, мать при этом не помянет. И не придется там ни о жратве, Ни о питье задумываться вечно, ─ Хватну нектара рюмку или две, А в закусон ─ амброзию, конечно. Но, главное, ─ ни валенок, ни шуб, Ни авто-мото-вело-спорто-фото, Ни ноутбуков, ни мобилотруб, Ни лжи междулюбовной до икоты.
Сегодня дата ─ Та-та-та-та-та ─ По новой траектории расчетной Ударит очередью пулеметной… Но покороче возраста Христа, А вот насколько? ─ Мне не подотчётно.
ГЛАГОЛЬНАЯ РИФМА
Я дышу и чего-то пишу, Вслед ушедшим рукой машу, К шалашу вечерами спешу, Где обычного чаю прошу. Точно так вот и завершу Все дела, что с собой ношу. Если даже и нагрешу, Душу подлостью не иссушу! Шу-шу-шу! Шу-шу-шу! Шу-шу-щу!
СНОВА О БОЛЯЧКАХ Я все время начеку, Так что лучше коньячок ─ И к супруге под бочок.
ВОСПОМИНАНИЯ О ПИЦУНДЕ
Я глотаю коктейль из хининных брызг И терпкого хвойного меда пицундской сосны, Я смотрю в беспредельность бирюзово- сине- фио- лето- летнего полога, Перетекающего вверх по гиперболе в голубую бездну, замыкающую фосфорическим сводом мое зрение, ─ Зрение мира ─ Мировоззрение в одной гамме цвета только сегодня потому, Потому что сегодня мне хорошо, И не хочется знать, будет ли завтр
БЛЮЗ АВГУСТЕЙШЕМУ МЕСЯЦУ
Что ни год, приходит август И насвистывает мне в окно Любимый блюз, что в радость Мне стал давно.
Я хочу, чтоб листопады Золотили небо в эту ночь, Разлуки, боль, разлады Исчезли прочь.
Что ни август, что ни лето, Ну, к чему опять копить печаль, Сквозь желтый лист к рассвету Смотрю я в даль.
Раствори, моя надежда, Пеструю калитку хоть на миг К тропинке той, что прежде Венчал родник.
Здравствуй, месяц мой лиловый, Мне опять сегодня повезло: Укроет год мой новый Твое крыло.
НОЧЬ
Вновь Казань, укутав плечи в кашемировую шаль, Проводила желтый вечер в затухающую даль, Прикорнула ненадолго, в беспокойстве хмуря бровь, И затихла вместе с Волгой, в думах опечалясь вновь. Что-то рано холодает, непогодит в этот год. Что нас в зиму ожидает: радость или цепь невзгод? Только грех впадать в унынье даже древним городам, Дождь, что в грусть вгоняет ныне, даст весною жизнь садам. А потом согреет лето, будет всё, и всё пройдёт. Спи, Казань, а луч рассвета пусть немного подождёт!
FINITA
Что за выходки такие у судьбы! То вдруг гульбища лихие, то гробы, То закатов и рассветов алый всплеск, То любови без ответов, как бурлеск. Сразу вслед за страстным стоном ─ горький плач, И бессчётна вереница неудач. Глядь, а жизнь уже промчалась вскачь, И занес топор со звоном твой палач.
ОСЕННИЕ ПРИЧИТАНИЯ
Что опять со мной в дни осенние? Растворяюсь я в настроении, Вязну в сплине онегинском, муторном, Переслоенном и запутанном. Не течет во мне кровь дворянская, Итальянская или испанская. Я простой мужик неотёсанный, И башку мне не пучит вопросами Демография, мат. аналитика, Демократия, блин, и политика. Смыл остатки любовной паточки И не вакшу давно заплаточки На ботиночках и перчаточках, Лишь считаю годов остаточки. На людей смотрю и не вижу в них Ни возвышенных, ни приниженных. Усреднённы мы и разжиженны, Под гребёнку одну острижены. Не рождаются, видно, гении В обесточенных поколениях.
ДОРОЖЕНЬКА
Убрала ночная зоренька Золотой тафтой дороженьки. Выходи, краса, из горенки ─ Подкатил на тройке суженый, Он в сторонку чужедальнюю Увезет тебя к свекровушке, А фату твою венчальную Бросит наземь перед стужею.
Убрала ночная зоренька Золотой тафтой дороженьки. Не спеши, краса, из горенки, Удержи у двери ноженьки. Бубенцы нетерпеливые За воротами дубовыми, Не спеши, душа счастливая, В путь за черными обновами.
Убрала ночная зоренька Золотой тафтой дороженьки, Что кандальники-невольники Проторили в даль острожную. Не дари напрасно, девица, Ты себя пути обманному, Пусть впустую он расстелется Вслед за дымкою туманною.
СТАНСЫ
Недвижная белеет даль. Ни ветерка над спящей ивой. С надземной дымкою ленивой Слилась небесная вуаль.
Так тихо, что шаги твои Узнал я за версту от дома, Хоть ритм, до боли мне знакомый, В морозной музыке двоит.
Но вот регтайм шагов затих, Дав полудневный отдых насту, Из двери белый выдох: «Здравствуй!»… И ─ Новый год, и ─ новый стих!
С ДОБРЫМ УТРОМ!
Восстав ото сна, припадаю Ти, Блаже, И вопию Ти, помилуй мя! Ты только знаешь, но не подскажешь, Чем одарюсь я в течение дня. Что там за дверью? ─ Завеса метели, Или же солнечный лучик шальной Дымку морозную скинул с постели Стылой дороги, простудной, больной? Может, чуть раньше поры календарной Стукнет сосулькой по шапке весна, И, проскользя по ледянке обманной, Я распластаюсь, как в лунке блесна? Что бы сегодня со мной не случилось, ─ Дело второе, коль снова меня Завтра разбудит Всевышняя милость, Колоколами в душе прозвеня.
ПЕСЕНКА В мой июльский день, день ромашковый, Всё хлопочет пчёлка над кашкою, Замочило стол зелено вино, Знать, не к радости мне дано оно.
За стеной трень-бренье цыганское Дребезжит занудью шаманскою, В трёх аккордах скручено в жгут оно И тоской моею запутано.
Высыхай, скатёрка плешивая, Замолчи, гитара фальшивая, Я хочу, чтоб песенка пчёлочки Протекла в оконную щёлочку.
Я хочу, чтоб сладость медовая В дом ко мне влилась жизнью новою, И чтоб небо светом фисташковым Засияло в день мой ромашковый.
ПОРОЮ…
Порою я грущу напрасно, Уставившись в окно иль точку на стене… Живу себе, живу, уж то само прекрасно, Что на земле ─ не в ней, Не в вечном хладном сне.
Порою ярюсь я без видимой причины, Скриплю обломками зубов своих, А слабый пол меня не как мужчину Уже воспринимает, А как стертый штрих. И что ж теперь? Удариться об стенку Тем местом, где вертелся сонм идей… К чему, зачем? ─ Обычной пересменкой Сменяются эпохи. Что там жизнь людей!..
ЗАГОВЕНЬЕ
Когда креста нести нет мочи, Когда тоски не побороть, Мы к небу поднимаем очи, Творя молитву дни и ночи, Чтобы помиловал Господь. К.Р. (
Я, как и все, свой крест с рожденья Несу, но, да простит Господь, Порой по воле провиденья, Порой, увы, без принужденья Бесстыдно ублажаю плоть.
И оттого всё тяжелее Лесина давит на меня Час от часу, и всё труднее Хребет свой не сгибать под нею, Особенно на склоне дня.
Творя молитву поздней ночью, Мирскую мысль гоню я прочь, Но уходить она не хочет, В подкорке истово хлопочет, И мне становится невмочь.
Тоской раздавленный, с рассветом Ползу к родимым образам: «О, Господи, ну где Ты, где Ты? Услышь и помоги советом, Пролей прощения бальзам!»
ПАРАДОКС
На стезе православной Всё расписано точно: Пороманно, поглавно, Поабзацно, построчно. Грех нам знать, как там будет Через год или завтра, ─ Всё вершит в наших судьбах Всесоздатель и Автор.
Что гадать о причине ─ Финка или чахотка?.. От рожденья к кончине Вектор вычислен чётко ─ У кого он короче, У кого он длиннее ─ Все придут к темной ночи, Вечный путь лишь за нею.
Захандрил я немного После долгой беседы С кардиологом-докой И палатным соседом. Вместо тягостных стонов Мне бы только услышать Вновь Пасхальные звоны Над больничною крышей.
Памяти поэта Сергея Малышева ШУТИНКА С ГРУСТИНКОЙ
Я похандрил весною нынче, В больнице месяц оттрубя С бесплатной кашею привычной, С немалой пользой для себя: Ботинки в слякоть не топились, Не капал дождь за воротник, Потоки из ноздрей не лились И вирус на подходе сник. Но, что касаемо мотора, То тут сплошная фигнятень: Увы, увы, стучит не споро, В предсердии запрятав тень; Под ушком тромб повис, вражина, Трепещет полускисший пульс, ─ Знать, порасслабились пружины… Ну что ж, забудем горький вкус У сладострастного напитка, И лишь напомнит под укол Амбре от ваточки с пропиткой, Что от него пошел раскол, Распыл, развал, разброд, шатанье И скандалюзная мура. Но сладостны воспоминанья… Et cetera, et cetera!
СЕДЬМОЙ ЭТЮД к 210- летию со дня рождения А.С. Пушкина (2009 год)
Любуюсь чудной панорамой, Что дарит мне моя Казань В пространстве за оконной рамой, Венчая утреннюю рань. Сияют Кул Шарифа стрелы Лазурью над чалмою белой, И томно волжская волна Потягивается со сна. Весь город словно на ладошке, Чиста, незамутненна даль, Вот если б только не печаль, Что душу мне ожгла немножко. «Куда, зачем стремлюся я? Что мне сулит судьба моя?» А, впрочем, что за безобразье Грустить уже в начале дня, Зациклясь в двухсотлетней фразе, Чужими мыслями звеня. Стрижи зацвенькали в полметре От моего лица, и ветром От шалых крыл смело листок С десятком строк, как лепесток У отцветающей фиалки, И взмыли пулей в небеса, И завертели чудеса, Играя в ангельские салки. «Так уносились мы мечтой К началу жизни молодой.»
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Застоялись мозги, И не держится в пальцах перо, Мысли плавают В сальной заиленной жиже. Мне как будто бы кто-то Прижарил тавро Принадлежности К бездарям полным И смылся бесстыже. Я мотаюсь по хате Бесцельно, сшибаю углы Иль сижу истуканом, Взор впялив в дисплей монитора, И словищи сползают с него Квадратично круглы Хаотично, Бессвязно, Лениво, Не споро. Как развеять и чем Эту злую хандру, Как засесть за плетение Виршей простых и родимых, Как пропеть новый стих На веселом поэтьем пиру, Вырвав лиру из пасти Тоски нелюдимой? Помоги мне, Господь, Вновь вернуться На круги своя, Дай глоточек испить От любви твоей, Отче! Укрепи душу мне, Чтоб успела она, не тая, Рассказать обо всем, Что сегодня судьба Напророчит.
65й АВГУСТ
Всё! Листья завихрились над шоссе, И дождик мелкий, как тумана дымка, Висит над лобовым стеклом И над душою, оплакивая лето. Вдали мерцают томно фонари попутки, Что медленно ползёт… Я сбрасываю газ… Куда теперь спешить? Мобильник-сирота Ненужным прибамбасом Валяется на рядошном сиденье. Не пикнул и разок за целые полдня, Бездельно разряжая батарейку.
Не зря седьмой десяток мужика Считается довеском к прошлой жизни, Как завалявшийся за сутки на прилавке Кусочек низкосортной колбасы, Подложенный в пакет торговкой ушлой. Его уже никто не будет есть, Он проваляется до срока в морозилке, Потом его, брезгливо поперхнувшись, Проглотит мудрый мусоропровод. Какой же дряни он не наглотался И терпит по обязанности это, Как терпит наша Матушка-земля В себя людскую нечисть принимая, Которую закапывают рядом С достойными мужами под гранит И мрамор с вензелями золотыми.
Да что это со мной? Прости, Христос, За мысли тёмные, греховные и злые, Навеянные сам не знаю чем. Причём здесь непогода Или август?
ПОДАРОК ОТ ОКТЯБРЯ Вскочив с постелей вслед за кисеёй Туманной дымки, спутницы рассвета, Ловя посланье тёплое от лета, Мы на Лебяжье ринулись семьёй.
В багажнике мешочек с угольком, Складной мангал, другие причендалы, Жена с сестрёнкой бедрами зажали Кастрюльку с тем, что будет шашлыком.
Слезится сок прозрачный под шампур, И капает, шипя на пыл от древа. Готовлю сладострастие для чрева В зелёном храме, словно Эпикур.
Октябрь, сквозь середину проходя, Нам подарил вдруг вёдренный денёчек, И мы, расставив яства на пенёчек, В честь солнышка съедим их до дождя.
ПРОХОЖЕЙ
О, Боже мой! Откуда вы берётесь? И почему не тридцать лет назад? Но всё равно Вы мною воспоётесь За то, что радостью зажгли глаза, За то, что сердце сделало попытку Рвануть от надоевших аритмий, Вдруг вспомнив сладостные пытки… Спасибо, незнакомка, mon ami!
Памяти Виля Мустафина РЕКВИЕМ
Сорокоуст последний отзвучал, Вошла душа в Ворота Горних весей, И в Светлый день начала всех начал Он не воскликнет нам: «Христос воскресе!» Не прозвучит его негромкий бас Среди гудения джинсовых поэтов, И не окурит больше дымом нас Бычок, воткнутый в корпус от брегета. Он не вперит уже в восторге взор На чудо в самовязном свитерочке, Несущее всенесусветный вздор, Новорождённый в столбиках и строчках. Он не обнимет больше никого В порыве чувств, нахлынувших нежданно, И не всплескнёт восторг из уст его Незамутнённо, чисто, первозданно. Ну, отчего мне всё больней терять Тех, кто в награду послан был Всевышним, Бессмысленно, наверно, укорять Судьбу и сетовать на смерть излишне. Когда-то все мы тоже отойдём От лжи, тщеты, бесчестья, суеблудья, Но здесь пока мы, здесь, и тайно ждём Ухода в пустоту, безмолвье и безлюдье.
ПОМИНАЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Что ты щуришься, разиня? Что теребишь рукава? Нет страны такой ─ Россия, Владимир Лавришко
Все поют здесь про очи синие, Про её пепелища, гроба, Про народ, про его величие Про бессмертную душу его, Только прёт из прорех двуличие, Сатанинское волховство.
Страстотерпица, пассионария, Богоизбранная на миру, Ты сгорела давно синим пламенем И истлела на синем ветру. Обесцветились очи синие, Утонула навеки в них грусть. Нет страны, что звалась Россиею, ─ Разодрали Великую Русь.
ВОПРОС
Вы объясните, от чего свободны, ─ посыл исходный, Где la vie? от страданья, собственной квартиры, Свобода от огня в очах влюблённых В час тайной встречи… Ты и здесь чиста? Как хоршо быть необременённой В одной из граф анкетного листа.
УТИНЫЙ ДИПТИХ Подорожная песня
Затянут затон ледяною фольгой, По следу буксирного катера Курчавится дым вперемешку с шугой, Рисуя полоску фарватера. Вдоль мели песчаной у ртутной воды Расселось семейство утиное; Лететь не спешат, знать, не чуют беды, Ползущей за снежною тиною. Декабрь на подходе. Скорее на юг, Прощайтесь с замерзшими гнёздами, Бескормием зимним, жестокостью вьюг И тьмой под холодными звёздами. Вперёд, к жарким странам, еде дармовой, К соляриям две-трети-суточным, А там ─ ностальгия, и снова домой Путём своим долгим, нешуточным. Спасибо вам, утки, что не дал тоске Я вбиться под сердце острогою, Увидев ваш форум на рыжем мыске, Последнем пред дальней дорогою. Счастливого лёта, пернатый народ, И светлого тракта вам млечного, И чтоб не услышать у южных ворот Вам грохот от выстрела встречного. А я вас дождусь, коль, даст Бог, доживу До встречи весеннего солнышка, И, выйдя на берег, нырну в мураву, В небесную чашу, на донышко. И селезень сизый с подругой своей Промчат над прибрежной осокою, И только два кряка раздастся над ней, И тишь поплывёт над протокою.
Встречная песня
Затон расползся. На осколках льдин С утра расселись парочками утки, Кричат, переругались не на шутку, Нарушив тихий зимний сон ундин.
Привет, семейка! Ладно ли прошло Паломничество к чужедальним весям? Я очень рад тому, что с вами вместе Встречаю вновь весеннее тепло.
Вернулись все ли к старому гнезду В затоне волжском, что у стен Казани, Иль, может, кто в языческой ирзани Остался жертвой на свою беду?
Что б ни случилось, не остановить Ни бег времен, ни птичьи перелеты, И что там мелкие житейские заботы, Когда в душе мечтаешь в небо взвить!
Не потому ли многие во снах Порой до старости вовсю летают… А лед в затоне тает, тает, тает, И первый дождь смывает зимний прах.
Ирзань ‒ капище, языческий храм
МОЕЙ ВАЛЮШЕ
Пришел последний месяц года. Семейный праздник через день. А за окошком непогода И, как весной, капели звень, С той разницей, что дождь в апреле Подсвечен солнечным лучом, А этот сыплет еле-еле, Журча негромко ни о чём.
В помине нету хрусткой тропки На нашем вымокшем дворе, Елозят люди в слизи топкой В забастовавшем декабре. Я знаю, грустно, дорогая, Считать года, но вновь и вновь В твой День рожденья возлагаю К ногам твоим свою любовь.
ПОДЛУННОСЛОВИЕ
Эк, заогромадилась сегодня, Округлилась лунушка в окне, Лыбится всечеловечья сводня И подмигивает хитро мне: Дескать, как ты там, бесплатный зритель На восьмом кирпичном этаже, Скис вконец, смурной виршетворитель, Что, не пишется, не мыслится уже? Ты моей красы понять не можешь, Для тебя давно я холодна И на масленичный блин похожа, Недожаренный, и от того бледна.
Ой, не пялься ты, иди на койку, Влезь под теплый женушкин бочок, Твой Пегас впряжен в чужую тройку. Знай шесток свой, серенький сверчок. Вот такие грустные мыслишки В полнолунье, в пятничную ночь, Теребят порой мое умишко, И никак ни отогнать их прочь
ЗИМНЯЯ РЫБАЛКА
Навертели лунок рыбаки, Мотылем обвесили мормышки И уснули посреди реки ─ Рыбы нет… Ни дна ей, ни покрышки! Примерзает задница ко льду, А поклевок как и не бывало, Вперив очи в мертвую уду, Студит сопли рыболов бывалый.
На людей обиды затая За безмозглость, непотребство в деле, Волга-матушка, кормилица моя, Вовсе на подарки оскудела.
Значит, дуракам и надо так, Раз они там, где едят, ─ там гадят. Удочки сворачивай, рыбак, И шагай до дому, Бога ради!..
БЛЮЗОВОЕ МУРЧАНЬЕ (шутка)
Я старый-престарый премудрый кот, Я каждой вибриссой ловлю твой запах в ночи, И волнительней он, чем твой чувственный рот, Что-то твердящий зачем-то. Ты лучше молчи-и-и! Ты лучше молчи! Я люблю, когда ты молчишь. Лучше молчи! ─ Коты не терпят резких звуков, Мне приятна текущая мягкая влажная тишь, И я люблю тебя в ней ─ такая вот хитрая шту-у-ка-а! Темнота зачернила твою седину, Ни к чему лондатон ─ это точно я зна-а-а-ю, Я люблю тебя, слышишь, тебя лишь одну, Только ты помолчи, помолчи, умоля-я-я-ю!
Я старый-престарый седой котей, За долгие годы узнал я все то, что ты ска-а-ажешь, Ночью только мурлычат иль воют в порывах страстей, Помолчи же, прошу, а не то я прома-а-а-жу.
ЦИФИРКА ЧУДНАЯ
Шестьдесят пять? Уже? И что ж? ─ Всего лишь цифирка чудная, Что вовсе не бросает в дрожь, ‒ Я о себе давно все знаю.
Все прожитое ─ вдалеке, Все настоящее мгновенно Уходит в Лету налегке, В подусье хмыкая надменно.
О будущем решать не мне, Я крепко лишь в одном уверен, Что столько времени в казне Осталось, сколько Бог отмерил.
Быть может, не один годок Еще потопать мне придется, Пока скуется тот гвоздок, Что в домовину мне забьется.
За радость и за боль мою, За беспокойный путь мой крестный, За все, за все, ответив честно, Творцу Осанну воспою!
66й АВГУСТ
Словно одеяло, Выцветшее к старости, Небо полиняло На вершине августа. Засыпает лето, Маятник качается, Ноченька с рассветом Скоро повенчается. Я сижу над строчкой И ссыпаю с пёрышка На чело листочка Черных буквиц зёрнышки. И не в это лето, Может быть, затупится Перышко поэта, Коль Господь заступится. Ну а нет ─ дороги Просто завершаются, В траурные дроги И Пегас впрягается.
КАЗАНЬ- ЯРОСЛАВЛЬ- КАЗАНЬ
Отвалил теплоход от причала, Забелил буруны за кормой, Возвестив гулким басом начало Турпохода из дома домой.
Здравствуй, добрая матушка Волга, И прости уж за то, что тебя Забываю порою надолго, Зашиваясь в житейских скорбях.
Я младенцем на палубных досках Первый шаг свой отмерил к отцу, Нью-фанатику клёшного лоска, Новорожденному штурманцу.
Сколько тысяч шагов я протопал Вслед за этим шажком по земле, Сколько времени даром ухлопал, Чтоб сейчас возвратиться к тебе. Этот миг, на подарок похожий, Непредвиденный будничным днем, ─ Как любовь, что мне встретилась тоже В пароходике малом твоем.
Волга-матушка, милая, здравствуй! Здравствуй, вечная радость моя! Знать, живу на земле не напрасно, Коль волнуюсь, слезу не тая!
СОНЕТ КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ Ф. Ф. Н.
Фигня ─ шестьдесят пять, Фарид! ─ Две загогулинки, виньетки, ─ Нам ни к чему метать монетки Под крылья хитрых гесперид.
И каждый год дороже нам; И чем их больше, тем прекрасней Они, коль в обрамленьи счастья Готовимся мы к вечным снам…
И то, что тянет нас домой, И есть хотя бы друг единый, Что не нырнет тебе за спину… И то, что к финишной прямой Мы подошли не бобылями, Гласит одно: Всевышний с нами!!!
МУЗЕ Обнимая тебя, понимаю: Благодрен за солнечный свет, Тот, что даришь ты мне, дорогая, Посылая короткий привет. Что до сердца? ─ Болит понемножку, Видно, малость устало стучать Или чует, что скоро дорожка Приведет в бесконечность, как знать… Ну, а будни? Куда от них деться, Коль без них может праздник не быть. Твой привет так помог мне согреться. Вот подольше б ещё не остыть!..
СКОЛЬКО…
О, сколько было проливных дождей, Но до захлёбывания заливших Всего в ста метрах от меня людей…
О, сколько песен мимо пронеслось Не взволновав души, не прикоснувшись к уху, И сколько мудростей мне не пришлось по духу, И сколько радостей познать не довелось…
О, сколько женщин не признались мне В том, что мечтали рядом быть со мною, И, проходя безмолвно стороною, Вдруг растворились в лунной тишине…
О, сколько рубликов сквозь пальцы утекло И сколько разного добра истлело, Не обогрев и не украсив тела… А я стою, уткнувшись лбом в стекло…
НОЧЬ ПЕРЕД РОЖДЕСТВОМ
Заплелась в ветвях полярная звезда, Ночь сочельника свои раскрыла крылья, А под ними проплывают поезда, Засыпая след свой снежной пылью.
Я смотрю в заледенелое окно, Цепенея в непонятном ожиданьи. Тянет кадры черно-белое кино Мимо края тайны мироздания.
СОНЕТНЫЕ ВАРИАЦИИ
ЦЕПОЧКА ЧЕТЫРЁХСТОПНЫХ СОНЕТОВ (без магистрала) 1. Любовь в любые времена Давала крылья созиданью, Взошли на ниве мирозданья Её хмельные семена. По волнам творчества несла Она поэтов и артистов, Будя в них дух авантюристов Под всплески легкого весла. Когда мы любим ─ что-то значим, От провиденья ждем удачи И потому не зря живем. В порывах ревностных дерзаний, Не оставляя притязаний, Златою чашей счастье пьем.
2. Златою чашей счастье пьем, Когда сливаемся с дыханьем Из уст небесного созданья, С которым гимн любви поем. Ах, как нам хочется тогда Излиться в пламенном сонете, Прекрасно все на белом свете, И в окна не стучит беда. Скажи, Пегас неугомонный, Гонитель снов в ночи бездонной, Куда стило мое ведешь? Туда ли, где курится ладан И кружит голову усладой, Иль в дебрях мыслей пропадешь?
3. Иль в дебрях мыслей пропадешь Ты, обозлившись на бездарность Иль на мою неблагодарность, Другого седока найдешь. А он под белые крыла Тебя ударит стременами, И вот уже над временами Счастливца слава понесла. А я, небритый и кудлатый, Покинутый и небогатый, Над тусклою свечой сижу. Пытаясь выдавить мыслишку Из замутненного умишка, Над пустолистьем ворожу.
4. Над пустолистьем ворожу, Слова вворачиваю в строчки. В безумии дойдя до точки, Пером неистово вожу. Неисправимый графоман Запутался, как шмель в тенетах, Пишу в придурочных сонетах: «Храни меня, мой талисман…» Ужели же украл я эту Строку великого поэта, Как шизофреник-клептоман? А сделана она отменно, И в жизни, даже современной, Отводит порчу и обман.
5. Отводит порчу и обман, Служа, как оберег наперсный, Свой двухсотлетний след инверсный Ведя уже сквозь наш роман. И я тащу свою строку Путаной из облыжной mini, Совсем иссякли чувства ныне, Пришла пора считать «ку-ку»? Нет, рано баловать утробу, Вот раскачаюсь, влезу в «робу», Себя настрою на борьбу, Взнуздаю пегого конягу, Чтоб в стойле не жирел бедняга, Поставлю в строй словес гурьбу.
6. Поставлю в строй словес гурьбу, Подам команду на равненье, К чему ввергать стихотворенье В пустую глупую борьбу? Меня богемная среда Совсем не балует признаньем, Однако шепчет подсознанье, Что это лишь её беда. Она в тусовке непрестанной, В самопродаже неустанной Под пузырящийся стакан, В неистощимом словоблудьи С непререкаемостью судей, Непревзойденный критикан.
7. Непревзойденный критикан, Но лишь сейчас, не в перспективе, А я всегда в альтернативе, Как на две четверти «аркан». Мне вкусен твердый русский ямб В стихе романского сонета С кислинкой волжского ранета Во вставках из дворовых «блямб». И можно прославлять любовь, Так что взлетит в восторге бровь У самой утонченной дамы. Простые чёткие слова Воспринимает голова Без пасторальной криптограммы.
8. Без пасторальной криптограммы Построю свой стишок сермяжный, Пытаясь в нем залезть отважно В хитросплетенья русской драмы. Возможно, прост его мотив, Но знаю, крепок, не подделка, Как самогонка-самоделка, Стакашком на аперитив. Опять ушел я от любви, Ну, что ж, такая «се ля ви», Не раз еще вернемся к теме. В почти законченный сонет Увы, пока концовки нет… Сижу, деру ногтями темя. 9. Сижу, деру ногтями темя, Аж за ушами льется кровь, Ну, чтоб еще мне про любовь Родить в ночное это время? По-бабьи сделать «у-сю-сю»? Попробовать состряпать стансы ─ Постдекадансы-сублимансы? Нет, братцы, тут я попросю! Накапать что ль сто пятьдесят… В башке стихи давно висят, Их надо выдернуть оттуда! Поднимем крышку черепка, И изольется рифм река, Освободившись из-под спуда.
10. Освободившись из-под спуда Недавних тягостных минут, Что так калечат нас и мнут, Давайте отойдём покуда От продолжения трепни На опостылевшие темы О деградации системы, О мерзостях, куда ни ткни. Сплету цепочку эту я, Мои любезные друзья, Из строф беззлобных и нейтральных, Не осуждая, не браня, Колоколами не звеня, Не подрывая норм моральных.
11. Не подрывая норм моральных, Вернёмся на круги своя. По сути, не опасен я В характеристиках астральных. Хоть и рожден под знаком Льва, Легко узрите в гороскопе, Что мне любезней спать в окопе, Чем воевать, как лжет молва. Лежу, не поднимая попы, А рядом бродят антилопы… Мной управляет аппетит ─ Охочусь редко, с отвращеньем, Лишь с голоду, прошу прощенья, ─ Монарху промысел претит.
12. Монарху промысел претит, Охота ─ это дело львицы, Пускай красавица резвится, Ей званье «бизнесвумен» льстит. Властитель брачных отношений Любовь добытчице дарит, Порядок в прайде их царит Не на основе подношений. Рычанье льва лишь для острастки: «Мурлычь подруга без опаски, Коль не выходишь из границ. Семьи основа ─ уваженье». Я ж приступлю без небреженья К стихам последних трех страниц.
13. К стихам последних трех страниц, Точней, к оставшимся сонетам, Придется приступить с рассветом В кровавых сполохах зарниц. Уже валюсь невольно ниц На нерасстеленную койку, За длинный день устав настолько, Что давит веки вес ресниц. Еще сломалась авторучка, Не буквы пишет ─ закорючки, И не работают мозги. Из них полезла ахинея Все верно: утро мудренее, А за полночь не видно зги. 14. А за полночь не видно зги Ни в стихоплетстве, ни в дороге. Во тьме, споткнувшись на пороге, Башку расколешь до лузги, Рассыплешь рифмы под ногами, Не соберешь потом в три дня, И будет лезть одна фигня Из тыквы с мятыми мозгами. Ну, вот я, отдохнув, проснулся, К столу родимому вернулся, Сажусь на мягкий табурет, Беру чистейший лист бумаги И, преисполненный отваги, Пишу очередной сонет.
15. Пишу очередной сонет И тут невольно замечаю, Что он собой всю цепь венчает, Жаль только, магистрала нет. Стихосложения каноны Мы соблюдаем не всегда, Зато, заметьте, никогда Не рушим с постаментов троны. Поэт затем живет на свете, Чтоб с целым миром быть в совете. Коль эта миссия важна, Она дана ему на счастье, А он сквозь жизнь несет со страстью Любовь в любые времена.
С 1 по 4 мая 2002 (За 2 часа до Пасхи)
АРПЕДЖИО в стиле венка сонетов (ко дню рождения А.С.Пушкина)
1. Июньским светлым днем спешу к тебе, волнуясь, словно юноша кудлатый, что бегал на свидания когда-то к единственной, как думалось, в судьбе, читал твои стихи молодцевато, был склонен к пустословью и гульбе… Тот, прошлый, я кажусь сейчас себе, сказать помягче если, странноватым. Но часто ли берем удачный старт, Когда выходим из-за школьных парт? Мной избрана была стезя солдата, увы, недолог воинский разгон, живет носитель золотых погон не как богемных сходок завсегдатай.
2. Не как богемных сходок завсегдатай, сосущий отфуршеченный «Моэт», работает над рифмами поэт бессонной ночью в келье небогатой. Когда-нибудь какой-нибудь эстет на рауте у нью-аристократа или в лонгшезе где-то в Эмиратах от скуки прочитает мой сонет, соседку приобнимет за плечо и скажет ей: «Послушай, а ничё… Совсем недурно пишет бородатый…» Кто обожает вальс, а кто канкан… Ты не трудись впустую, критикан, чужих успехов томный соглядатай!
3. Чужих успехов томный соглядатай богаче тех, о ком строчит порой. Не зря вокруг маэстро вьется рой из братии подлизо-плутоватой. Сравнима лишь с азартною игрой работа у журнального пирата, оправдывает многие затраты и компенсирует валютой геморрой. Здесь можно расхвалить или испачкать, Иль компетентно провести накачку В многозначимой менторской нутьбе. Пройдется по стихам и переписке, надергает штук сто цитат по списку специалист в словесной молотьбе.
4. Специалист в словесной молотьбе, литинститутских степеней искатель, авангардистских мод законодатель, готов всегда примазаться к судьбе того, кто вовсе не предприниматель, не мастер в андерграундной борьбе, кто, спрятавшись в словесной городьбе, корпит, коль дал талант ему Создатель. Шаркун паркетный, библио-доцент, всегда готов с творца слупить процент ─ что делать с этой сворой вороватой? В их уши комплименты верещать, им прописные истины вещать ─ не мне, с солдатской рифмой простоватой. 5. Не мне солдатской рифмой простоватой соваться в куртуазный маньеризм, сюрреализм, кубизм и модернизм, набивши рот и мозг словесной ватой, влезать во всякий новомодный «изм», нося на заднице заплату на заплате, и на тусовках средь юнцов патлатых оспаривать наличие харизм. Хард-року предпочту раскат органа иль импровиз джазмена-хулигана, исполненный на помповой трубе. Пусть нынче стало модным рушить нормы и выгодно, под видом новой формы, драть лиру на парнасовом горбе.
6. Драть лиру на парнасовом горбе иронией манерных одностиший (какая специфическая ниша: два раза «ме», четыре раза «бе») ─ все на потребу наших нуворишей, несущих доллар на своем гербе. И вот уж слава притекла к тебе, и особняк под черепичной крышей. Но, лексике служа ненормативной, вертя хвостом пред кодлой дефективной, ты ─ пыж бумажный в холостой пальбе, и знай, пролаза, что твой стих расхвалит, эпитетами лестными завалит лишь тот, кто мадригалов ждет себе.
7. Лишь тот, кто мадригалов ждет себе, поддерживает бездарей в их раже проехаться на гребне эпатажа и отличиться в самопохвальбе. Но вкус всегда находится на страже, а музы не равняют всех в борьбе, и не помочь мошне и ворожбе, поэт ─ смесь гениальности с куражем. Иных читаешь ─ с первых строк восторг: какой же мозг подобное исторг! О, Боже, до чего замысловато! И вдруг открытье делаешь, скорбя: пиит здесь, одного себя любя, другому одой льстит витиеватой.
8. Другому одой льстит витиеватой, натужною фанфарою трубя, порой презрением облив себя за мелкую душевную растрату. Подхалимаж всегда сродни разврату. Постыдно отдаваться не любя, всего за тридцать сиклей, оскорбя талант святой в угоду плутократу. Любовью только можно оправдать элегии разлив и благодать, Как в древних гимнах, славящих Астарту. И я хотел бы, как любой из вас, по совести прожить свой каждый час, не ставя честь на крапленую карту.
9. Не ставя честь на крапленую карту, не навлекая на себя позор и с совестью не затевая спор, и ты ловился на крючок азарта, и гнал тебя лукавый кредитор. Певец, курчавый обладатель фарта, как дрозд из форточки, открытой в марте, ты вылетал на творческий простор, который и не снился до сих пор всем тем, кто гонит в строчку чушь и вздор, включая нынешних птенцов поп-арта. А я пишу классический сонет сегодня не для сайта в интернет. Ты тоже не любил писать в in-quarto.
10. Ты тоже не любил писать в in-quarto, хоть получалось это не всегда. Бордо, конечно, лучше, чем вода, но можно пить и пиво, если квартой, а на Руси и водка ─ хоть куда: и под удачный шарик на бильярде, и с новогодним выстрелом петарды, и просто, чтоб не мерзнуть в холода. Совсем не жалуя горячечного лета (причуды есть у каждого поэта), любил пройтись по болдинским садам и в них-то за кусточками густыми позабывал с крестьянками простыми изысканных полуэфирных дам.
11. Изысканных полуэфирных дам найти, конечно, трудно в наше время, увы, увы, серебряное стремя я нынче к легкой ножке не подам. Остаться нежной ─ это ли не бремя, когда полжизни отдано трудам? В сонетах славу женщинам воздам, расцветшим в нашем славном «соцгареме». О чем бы здесь ни начиналась речь, от вечных тем меня не уберечь; стопу в строке гоняя за стопою, отрекшись от наветов и интриг, остановлюсь я вряд ли хоть на миг, шагая поэтической тропою. 12. Шагая поэтической тропою сквозь тернии, колдобины и рвы, не слушая шипения молвы, в погоне за фортуною слепою нередко не жалею головы, в чем очень часто сходен я с тобою. А муза не была твоей рабою, скорей, любовники с ней были вы, и под пастуший жалобный рожок измяли сена не один стожок в безумствах под луною голубою. В траве душистой где-то в сентябре разбужен быть на утренней заре хочу цыганской шумною толпою.
13. Хочу цыганской шумною толпою быть увлеченным в бесконечный путь, увидеть в конокрадстве жизни суть, слетать на аргамаке к водопою. Как хорошо краюхою ржаною игривого Пегаса обмануть, дать нежным языком ладонь лизнуть, взнуздать и ускакать на нем в ночное. И, Музу посадив перед собою, прижавшись к волосам ее щекою, промчаться по лугам, полям, садам осеннею порою золотою. И, размахнувшись щедрою рукою, стихи рассыпать по твоим следам.
14. Стихи рассыпать по твоим следам любому графоману будет лестно и мне, конечно, признаюсь я честно, особенно среди десятка дам, прелестных и известных повсеместно. А, может, часть стишочков тех издам: не следует лежать в столах трудам поэтов, даже и мелкопоместных. Вполне возможно, эти вот изданья облегчат мне мое существованье в извечной нудной жизненной борьбе. Ну, а сейчас, одевшись, как на праздник, уже седой, но внутренне проказник, июньским светлым днем спешу к тебе.
15. Июньским светлым днем спешу к тебе не как богемных сходок завсегдатай, чужих успехов томный соглядатай, специалист в словесной молотьбе. Не мне с солдатской рифмой простоватой драть лиру на парнасовом горбе. Лишь тот, кто мадригалов ждет себе, другому одой льстит витиеватой.
Не ставя честь на крапленую карту, ты тоже не любил писать в in-quarto изысканных полуэфирных дам.
Шагая поэтической тропою, хочу цыганской шумною толпою стихи рассыпать по твоим следам.
23 мая 2002
Памяти поэтов Сергея Золотусского, Марка Зарецкого, Юрия Макарова. ВСЁ УХОДИТ… (венок сонетов) 1. Снегопады, ледоходы, Разбитной поток без брода. От заката до восхода Разгуляи у погоды. Эх, рассейская харизма, Удивление планеты: Держим зад готовым к клизме, А мозгов под шапкой нету. Наплевав друг другу в души, Всё и вся вокруг порушив, Напрочь загубив природу, Вдохновенно бьем баклуши, Делим нефть, моря и сушу, Самолеты-звездоброды.
2. Самолеты, звездоброды ─ Гордость бывшего Союза. Заграничные подводы Ноне возят толстопузых: Олигархов-шалопутов, Президентов-суверенцев, Депутатов-проститутов, Прокуроров-извращенцев. На экранах веселуха: Бойни, «феня» и кликухи… Что с Отчизной происходит? ─ Умирает Мать-старуха, И в агонии разрухи Всё уходит… Мы уходим…
3. Все уходит. Мы уходим… И в беспамятстве бесславном Утешение находим Или в храмах разно-славных. Но, увы, и те в откупе Джентльмена от удачи, С золотым крестом на пупе И в тельняшке от Версаче. Бьемся в стенки головою, Днем скулим, а ночью воем, Как собаки без породы. Молча, с тупостью немою, Мрём и летом, и зимою,─ И красавцы и уроды.
4. И красавцы, и уроды, Непутевую Россию Растлеваем год от года И при этом ждём Мессию. Бесконечные раздоры, Катаклизмы и обвалы, А вокруг жируют воры, Болтуны и подпевалы. В жерле рыночной стихии Страсти вспенились лихие, А князья летят в Барвихи… Водка плещется в стакане, Ноги вскинули в канкане Развесёлые чувихи.
5. Развесёлые чувихи, Лесбиянки, педерасты, Хиромантки-охмурихи Тут как тут, приперлись, Здрасте! Наркоманы, трансвеститы, Садо-мазо-сексуалы, Расплодились паразиты… Всё мы терпим, всё нам мало. Насосавшись алкоголя, В злобной зависти, до боли, Мать готовы сжить со света. Лишь одни с душою чистой ─ Забубенные артисты Да безумные поэты.
6. Да, безумные поэты ─ Золотусский и Зарецкий ─ Не жильцы на свете этом С их душою полудетской. Этот сам порвал оковы, Тот не удержал бечёвку… Затерялись их подковы Средь «живучей мелочевки». Не кончаются поминки, За одним другой уходит, Без оркестров, тихо, тихо… А в фуршетных вечеринках Под текилу колобродят Болтуны, зануды, психи. 7. Болтуны, зануды, психи, Изгаляемся в похабстве И прислуживаем лиху В сатанинском сытом рабстве Или в гадостных бараках, Искорёженных проказой, Всё сидим, гниём во мраке, Что навечно нам предсказан. И несем в себе заразу, Перед совестью своею Оставаясь без ответа. Нигилисты по приказу, Постепенно костенеем, Сластолюбцы и аскеты.
8. Сластолюбцы и аскеты ─ Все равны перед Всевышним, Нет бездарного поэта, Есть в колоде козырь лишний. Под крестом лежит Макаров, И в стране пиитов горней, Прекратив на время свары, Обсуждают «некросборник». Врут про спонсоров, ресурсы, Держат «властьимущих» в курсе (И с Зарецким то же спето). Согребая крохи с блюда, «Как нам быть?..» ─ орут повсюду, И вопрос извечный этот.
9. И вопрос извечный этот, И ─ «Что делать?..» ─ гложет тоже… Призадумались эстеты: «Что же так живем негоже?» Если быть ─ так делать дело Бескорыстно, с верой в Бога, А не быть ─ стонать несмело, Подло гнить в стране убогой. С наших «ханов»взятки гладки, Их халявит на запятках Всепланетная карета. Огород всегда в порядке, Коль свинья сыта без грядки (Всем известно без секретов).
10. Всем известно без секретов Что людей ведут к согласью Труд за честь, не по декрету, И отсутствие безвластья. Безответственность и леность Губят страны и народы, А мздоимство и растленность Порождают лишь невзгоды. Не бывать благополучью У людей породы сучьей, Беспредельной и алкашной. Незачем себя им мучить, Хоть всегда вопрос едучий «Быть, не быть?..» волнует страшно.
11. «Быть, не быть?..» Волнует страшно Тех, кому мозгов хватает Помнить о пути вчерашнем, На сегодняшний вступая. «Опыт ─ сын ошибок трудных,─ Говорил наш русский гений,─ Даст нам сонм открытий чудных» Без порожних словопрений. Но великих забываем И с упорством наступаем Вновь на грабли те, что метят По физическим законам Недоумков, пустозвонов ─ Ноев, Хамов и Гамлетов.
12. Ноев, Хамов и Гамлетов (Только в нашем переводе) Черенок привычный этот Из дремотности выводит. Без ведра воды студеной, Без дубины над затылком Наш дурак не заведенный Будет век сидеть с ухмылкой. Эти Муромцы Илюхи На печи вальяжат брюхо, Давят нары Пересветы, Брагой тешатся хмельною, Починая жбан весною, С «бодуна» в начале лета. 13. С «бодуна» в начале лета?! Если честно? ─ Распрекрасно Сунуть морду беззаветно В ковш с холодным русским квасом. Потечет не кока-колом, А вольется плавно в глотку И загасит алкоголь он Не насильно, а в охотку… На бруснике и хреночке, На смородинном листочке, Разъядрёный центр брашна ─ Ничего прекрасней нету, С ледничка, в момент рассвета, После оргии вчерашней.
14. После оргии вчерашней На фиг аспирин шипучий, Если в жбане квас куражный, Звонкоструйный и могучий, А за ним горячих щишек Со сметанкою, да в плошке… И… слетает хмель с мальчишек Сразу после первой ложки, И уходят мысли злые, Что тащил я по сонетам, И в окно стучат восходы. Россияне дорогие, В дар примите от поэта Снегопады, ледоходы!
15. Снегопады, ледоходы, Самолеты-звездоброды, Все уходит… Мы уходим: И красавцы, и уроды, Развеселые чувихи И безумные поэты, Болтуны, зануды, психи, Сластолюбцы и аскеты. И вопрос извечный этот (Всем известно без секретов): Быть, не быть? Волнует страшно Ноев, Хамов и Гамлетов С «бодуна» в начале лета После оргии вчерашней.
Март 2003
ПРЕДОСЕННИЕ ДИАЛОГИ (венок сонетов) 1. Недолго топал в эполетах, И тридцать лет на костылях, В штафирных отставных валетах, Не побывавших в королях.
Себя не числю в фаталистах, Но офицерский мой полет Окончен был башкой об лёд (наверно, потому, что быстрый).
Ланцет хирурга, стынь палаты, Из гипса обливные латы, ─ Безгрешный воробей в снегу.
Все так: судьбу не выбирают… Свой взгляд в былое простирая, Во снах то время берегу.
2. Во снах то время берегу, Неистовое и простое, Как чашка с горкой творогу В избенке сельской на постое, Как чистый искристый ручей С харюзом крапчатым в засаде, Как острый вспых из палисада Лазурных с золотом очей.
Немного мне пришлось пожить Той жизнью, но к чему тужить И холить боль зимой и летом.
Прощай, мой китель, и прости, Что звезд больших не смог нести! Теперь кочую в поле этом.
3. Теперь кочую в поле этом Чудес, а может, дураков, Возможно, то и то ─ ну, где там Мне выскочить из сих портков!
Прости за термин, моралист, Житуха ─ прелесть на «гражданке». Ты понял правильно? Ну, danke! Тогда откроем чистый лист.
Подмоем все и поменяем, Пером мыслишки погоняем, Шугнём словесную пургу, Встряхнем житейское лукошко, Откроем из дому окошко На древнем волжском берегу.
4. На древнем волжском берегу Нахлынули воспоминанья, И отогнать их не могу, Сижу с придавленным сознаньем.
В тумане вязком голова, В мозгу былая боль вспухает, Выдрючивает, не стихает, Жива проклятая, жива. Паскудно нервы теребя, Везу её внутри себя, Как трижды списанный «Икарус».
Тут, умножая цепь утрат, Пусть не на много, не стократ, Примчался смерч, порвал мой парус.
5. Примчался смерч, порвал мой парус И завертел пробитый чёлн (Стащу у классика хоть малость, Продолжив мысль) «по воле волн».
Ну что ж ты так, дитя разбоя, Жестоко шутишь надо мной И, завывая сатаной, Лупцуешь кулаком прибоя?
О, как же я устал сражаться, Ругаться, льстить и унижаться, Хоть битой мордой в слань ложись!
Но ты, не вняв моим стенаньям, Лодчонку ─ что за наказанье ─ О скалы шваркнул: «Эй! Держись!!!»
6. О скалы шваркнул: «Эй, держись!» Скривил волну ухмылкой злючей: «Жить хочешь?» ─ Очень! ─ «Побожись!» ─ Клянусь!!! ─ «Так не жалей уключин! Какой ты офицер, к шутам, Когда согнулся, как лозинка? …Протез? Жить можно без лезгинки. Привыкнешь! Было б тут и там. Наплюй на козни, ложь и дрязги, Зубами злобными не лязгай, Напрасно в драки не вяжись, Забудь про прошлые обиды, Отринь все страхи инвалида И вновь ─ в незнаемую жизнь!»
7. И вновь в незнаемую жизнь, Не ту, что выбирал когда-то, Вступаю я без укоризн С привычной прямотой солдата.
Тонуть в вине, познав предел, И волком выть с тоски и горя, Загнуться в пьяном подзаборье?.. Шалишь, рогач! ─ не мой удел!
К чему заигрывать с судьбой? Бывает временами сбой: Частенько не по делу ярюсь; Порой с ненужною пальбой Борясь в себе с самим собой, Взбираюсь с яруса на ярус.
8. Взбираюсь с яруса на ярус По поэтической стезе (Вот дурость выперла под старость В какой, не знамо, железе.)
В стихах, что формою простой И неприятием цинизма Зовутся верхом архаизма У молодежи «золотой», Эквилибристике лихой С её словесной шелухой, До срама нижнего раздетой, Я не хочу махать клюкой. Строча классической строфой, Встречаю рань в лучах рассвета.
9. Встречаю рань в лучах рассвета. Они, скользнувши между штор, Зрачки кольнут своим приветом: «А ну-ка, вылезай из шор, Успеешь строчку допахать. Шагай на речку, хватит киснуть, …Что Windows? Хрен с ним! Пусть зависнет! Поверь Остудину! Начхать! Возьми каникулы, чудак, Забрось словесный кавардак, Пойми, не вечно наше лето! Примчат сентябрьские деньки, И мысли, светлы и легки, Позолотят перо поэта.
10. Позолотят перо поэта, Как солнце мётлышки сосны В янтарной гамме желтоцвета, Беспечно разгоняя сны, Близняшки-рифмы, славя слог Хозяйки-Музы сладкоречной. Еще успеешь ручкой вечной Облечь в сонет наш диалог Приличным шрифтом, не петитом! Владыка движется к зениту… Нельзя отстать! Прощай! Прости! И знай, дружок, такою встречей Из тысяч одного мы метим ─ Счастливчика, как ни крути.
11. Счастливчика, как ни крути, Всевышний по Парнасу водит. Шути над этим ─ ни шути, Но только так и происходит.
В довольно бойком стихоплетьи Любой бы смог понатореть, Но чтоб над рифмой умереть ─ Судьба поистине поэтья!»
Не будем называть имен, Ушедших не под всплеск знамен У нас в России, а не где-то.
Фу, так и тянет в черноту… Уж лучше строчки я сочту ─ Бежит к концу венок сонетов.
12. Бежит к концу венок сонетов, Сплетённый на такой манер, Что размотать сумеет это Лишь только бывший офицер.
Какое бредоохрененье! Ну, надо ж, что понакрутил, Как будто бражку «замутил» Из полускисшего варенья!
Сварганил чтиво, полупсих, Но хорошо от сих до сих! Сейчас меня счастливей нету.
Запрячу огниво и трут, Какой ни труд, а мысли прут. Быть может, и прочтётся где-то.
13. Быть может, и прочтётся где-то Мой нетипический венок, В котором смерчи и рассветы Со мной вступали в диалог, Где чуточку в жилетку нюнил, Зачем, не помню, и кому, И на фига, и почему, И где зачем-то там похрюнил.
И всё же хочется признаться, Что не пришлось мне напрягаться, Заплел я без труда почти Пятнадцать четырнадцатьстрочий. Опять вам голову морочу… Ну, с Богом! Доброго пути!
14. Ну, с Богом! Доброго пути! ─ Нет в мире лучше пожеланья, Способного в любви нести Людское славное прозванье. Оно условно, безусловно, Известно из глубин веков, И не сносить тебе подков, Пегас, на ниве многословной! А я тащу в своем мозгу Муштру, тупую не в дугу, На строевых «кордебалетах».
Пускай ушло то время вдаль, Но всё равно его мне жаль: Недолго топал в эполетах…
15. Недолго топал в эполетах… Во снах то время берегу. Теперь кочую в поле этом На древнем волжском берегу. Примчался смерч, Порвал мой парус, О скалы шваркнул: «Эй! Держись!!!» И вновь в незнаемую жизнь Взбираюсь с яруса на ярус. Встречаю рань в лучах рассвета (Позолотят перо поэта ─ Счастливчика, как ни крути!) Бежит к концу венок сонетов, Быть может, и прочтётся где-то. Ну, с Богом! Доброго пути!
Сентябрь 2003
АМБИВАЛЕНТНОСТЬ (венок сонетов) Словно Мёбиуса лента, Наша жизнь амбивалентна… Лиахим Возут
1. Запутан я, как всё вокруг, Дитя России и эпохи, Они судьбой замкнулись в круг,─ Лишь только мой, хорош иль плох он. Пусть для рождения страну И времена не выбирают, И в них живут и умирают, ─ Спасибо, классик! Но весну Воспринимаю так, как осень, И грязь её не скрасит просинь Небес умытых; я предвижу, Что буду бит и оскорблён За то, что хоть и убелён, Живу, люблю и ненавижу.
2. Живу, люблю и ненавижу Себя за то, что мой синдром, Гад абстинентный, хитрый, рыжий, Меня чубайсит, словно ром Ямайский, и по пищеводу Под вечер разливаясь в кайф, Поутру в драный «суперрайфл» Оденет зад мой в непогоду, Погонит к ближнему маркету, Где сочинителю сонетов, Чтоб отогнать его недуг, Отмерят капель сто отравы Рукою левой или правой И ближний враг, и дальний друг…
З. И ближний враг, и дальний друг Не всё ль равно когда заметят, Что тонет мой житейский струг Годков пятнадцать по приметам, Как «Отче наш», известным всем От православного крещенья. Банально? Но, прошу прощенья, Хандра ─ она из вечных тем (Возьмите Пушкина роман, Где светский лев и бонвиван Тяжелым сплином обездвижен), Не вырвут из её тенет Ни гром мазурки, ни брегет И нежный вздох, и взгляд бесстыжий.
4. И нежный вздох, и взгляд бесстыжий ─ От первородного греха Приёмы действенные… Ниже Опишем их, но… Но лиха Другая сущность индивида: Двойное дно его и цвет, Которому названья нет, И что уж тут таить обиду… Свободы жаждем, но холуйством Страдаем и в похмельном буйстве Надеемся: вернётся вождь, Всё конфискует и поделит… И нам, как на башку Емели, Вдруг в ясный день прольётся дождь.
5. Вдруг в ясный день прольётся дождь, Скользнет прозрачною стеною, На паутинках капель гроздь Развесит, смыв остатки зноя, Умоет ненароком лик У слободы Адмиралтейской, Прогноз поправив по-третейски, По крышам пустит жёлтый блик. И запарит асфальт седой, Халявной спрыснутый водой, да недозированно, вдосталь, И с подсинённого холста Улыбкой Господа Христа Зарадужит в краю погоста.
6. Зарадужит в краю погоста ‒ Они у нас в стране везде… Под каждым домом чьи-то кости ‒ Мы строим счастье на беде. Зорим могилы наших предков И прём кресты в металлолом. Пустив историю на слом, Вернёмся вскорости на ветки. Я, может, слишком жёстко? Пусть! Не зря, наверно, звали Русь На глиняных ногах Колоссом, И в битвах нас спасал лишь вес, А в мире нами правит бес. Так сложно всё, и всё так просто. 7. Так сложно всё, и всё так просто: Любовь, соитие, дитя… Измена ─ в сердце ножик вострый, Обида походя, шутя… Божба: «А! Чтоб мне провалиться! Ей, Богу! Матерью клянусь!» И тут же ловко извернусь, Чтоб только своего добиться. Содом замешан на Гоморре, Из полымя ─ в огонь и горе, В бесчестьи пред иконой ложь.
Но ─ «От работы кони дохнут!», Но ─ «Руки от труда отсохнут!», Но ─ «Сладок хлеб, хоть горька рожь!».
8. Но сладок хлеб, хоть горька рожь! Не позабыли люди в мире: «Работай! Малое умножь!», ─ А мы лишь мочим всех в сортире И всюду зрим одних врагов. А враг свернулся в чреве нашем, Как цепень свинский жаждет каши, Пивца, подовых пирогов.
И я, как все, брюзжу повсюду, Особенно когда посуду Под зелье ставлю и калач Свой, зачерствевший, крупно режу, И сыр грызу давно несвежий. Мне радость ─ плач и горе ─ плач…
9. Мне радость ─ плач и горе ─ плач. Сижу, обвешанный соплями, А где-то мир несётся вскачь. Покуда в постсоветской яме ─ В недавнем «Ре-се Фе-се еР» ─ Мы, бедолаги, гоним дуру, Сдирают с нас седьмую шкуру Наш президент, парламент, мэр. Плодятся архиалигархи… Откуда этот термин «архи» В России, где простой «ширмач» Всегда в фаворе был «у бана» И «на кичмане у Ивана» Защитник сам и сам палач?
10. Защитник сам и сам палач, Как в прошлом, нынешний вельможа ─ Всё тот же неуёмный рвач, Но с беспредельно наглой рожей. Ужасно то, что не один, ─ Плодливо дьяволово племя, В грабительское наше время Как казнокрад ─ так господин.
Но только в том, что наша власть Сосёт из нас кровишку всласть, Виновны сами мы отчасти: Живём в надежде, что хлеба Для нас притащат в коробах, И в вечном ожиданьи счастья.
11. И в вечном ожиданьи счастья, Мы строить не хотим его, Лишь наблюдаем без участья За тем, кто воза своего Не растерял на полдороге, А тащит, приумножив кладь, И лишь у самого порога Он позволяет благодать Отдохновенья от работы, В наследство передав заботы, Все силы исчерпав до дна. Тогда как наш лентяй безбожный, Зациклясь в зависти ничтожной, Забыл, что жизнь всего одна.
12. Забыл, что жизнь всего одна, И что уже маячит точка В конце пути, и седина Побила у меня височки… И потому спешу к тетрадке ─ Последней радости моей, Чтобы успеть на склоне дней Хоть что-то посадить на грядке Из зарифмованных словечек, При этом не жалею свечек И капель зелена вина…
А то, что Муза стала реже Дарить меня мыслишкой свежей, И вовсе не её вина. 13. И вовсе не её вина, Эпохи той, что мне досталась, И ни причем совсем страна, Что слишком ранняя усталость Корёжит душу и гнетёт, И что впадаю я в унынье, И что давно небесной синью Не заманить меня в полёт. К тому ж на лайнере вояж На пенсию на нашу ─ блажь, «Старперам» нынче не до сласти. И рупь давно у нас ни в грош… В кармане ─ на аркане вошь, Коль «прикуп прикатил не к масти».
14. Коль «прикуп прикатил не к масти» Иль «подлетел на мизерах», Вполне возможно, цепь напастей На этом кончится… Тарах! Разбилась чашка… Это к счастью! Крутнул Господь земли волчок. Пойду молиться. И молчок! Пора готовиться к причастью… К чему посуда при пощеньи? Поможет получить прощенье Хранитель Ангел, верный друг. Хоть понимаю, безусловно, Что по уши в сетях греховных Запутан я, как всё вокруг. 15. Запутан я, как всё вокруг, ─ Живу, люблю и ненавижу… И ближний ─ враг, и дальний ─ друг, И нежный вздох, и взгляд бесстыжий…
Вдруг в ясный день прольётся дождь, Зарадужит в краю погоста. Так сложно всё, и всё так просто, Но сладок хлеб, хоть горька рожь.
Мне радость ─ плач и горе ─ плач, Защитник сам и сам палач, И в вечном ожиданьи счастья Забыл, что жизнь всего одна, И вовсе не её вина, Коль «прикуп прикатил не к масти». 10 июня 2005
ПЕРЕВОДЫ С ТАТАРСКОГО
Седьмой сборник
Габдулла Тукай ПТИЦАМ
Пойте, пойте, вольные птицы!
Не пугайтесь, прошу, дорогие певуньи мои! Я почти не дышу, песням вашим внимая в тиши. Мне неважно, вы скромные пеночки иль соловьи, Важно то, что Господь в этих песнях открыл для души.
Никогда не держал я в руках ни ружья, ни сетей, Лишь на воле вы можете чудные звуки дарить, Ну а я собираю коленца от птичьих страстей, Чтобы песню свою для хороших людей сотворить.
СОН ЗЕМЛИ
Укрылось поле периной снежной И грезит тихо и безмятежно. Земле уютно в сугробах спится, Её нескоро разбудят птицы.
Она проснётся навстречу маю И всеми красками засияет. Гром прогрохочет на колеснице, Прольются ливни, сверкнут зарницы. Пройдут дожди и недели зноя, Напьются травы росой ночною. Земле всё это пока лишь снится, Но скоро лето, и всё случится.
Всё в жизни зримо во всех явленьях, Всё повторимо со дня творенья.
БУРАН
Было тихо, светло, безмятежно над миром, и вдруг Запуржило, завыло ─ буран взбесновался вокруг. Темнота навалилась на радость волкам и ворам, Страшно так, что хозяин не выпустит пса со двора. Мне глаза залепило, я веки поднять не могу, Как дорогу до дому найти сквозь густую пургу? Сквозь метель еле цедится жёлтая лунная муть, Ну откуда взялась эта дико ревущая жуть? Видно, черти перину Аллаха в кавказских горах Отыскали, украли и ну её драть в пух и прах, А потом кучу перьев свалили на землю с небес, И пустился ловить их весёлый подвыпивший бес. Я ропщу… На меня покосилась с усмешкой луна, Точно так, как на нищего бай бросил взгляд из окна.
ДАЧА
Наш богач плывёт на дачу жарким летом каждый год, Нанимая не иначе, как огромный пароход. Все равно ему ─ что судно, что запряжка рысаков, Он гуляет беспробудно, унижая бедняков. Даже солнце спесь такая удивляет, и оно Сжечь давно готово бая, но, увы, не суждено. Франт под зонт китайский спрятал модный колер пиджака, Что пошит из шкуры, снятой с бедолаги мужика. И плывет богач беспечно мимо нищего села, Из которого навечно жизнь весёлая ушла. Ну, а с берега крестьянин скажет: «Во как!», пряча вздох. Эх, ужель на дно не канет пароход?.. Прости нас, Бог!
МАЛЕНЬКИЙ МУЗЫКАНТ
Весь день за письменным столом сидит поэт, Забыв про завтрак и обед, не видя свет. Пером затылок расчесал, дрожит рука, Полсотни мыслей раскопал, а рифмы нет. Тут рифмоплёт наш онемел… Откуда вдруг В его каморку залетел противный звук?
На самом взлёте мысли прервана строка: Для слуха тонкого страшней не сыщешь мук. На свадьбах мартовских котов приятней вой, И у рассохшихся ворот фальцет другой, Вот точно так скрипит несмазанная ось Арбы усталой, что ползёт к себе домой. Поэт увидел, чей в кустах визжит курай: «Сынок! Пойди к себе домой и там играй!» просверленную трость, Ушёл, оставив за окном безмолвный рай.
В свою чернильницу нырнув, перо опять Спешит про радости любви стихи писать. За стенкой дома мирно дремлет тишина, Но музыкант несносный снова стал пищать. Визжит тростинка, издеваясь над душой, Листочки наш поэт в сердцах смахнул рукой, Не знает он, и в этом не его вина, Что денег стоит даже творческий покой.
Сипит тростинка в дырках гению на зло, В соседстве тоже гений ─ знать, не повезло. Но если трезво наши шансы подсчитать, Курай дешевле раз в пятнадцать, чем стило. Писатель крикнул: «Подойди, малыш, сюда, Играешь ты на этой дудке хоть куда. Продай её мне, чтоб я смог тебе под стать Играть на ней сегодня, завтра и всегда!»
ВРАГУ
Злобный враг змеёй свистящей изливает клевету На меня за то, что счастлив, что интриги не плету. И за то, что мрак и тленье, тусклый огонёк свечи Не мешают озареньям посещать меня в ночи. Враг, спеша меня охаять, в оскорбленьях преуспел, Лишь проступки раздувая и не видя добрых дел. Враг надеется, что слягу и угасну от хвороб, Ну, а он придёт, сутяга, незаметно пнуть мой гроб. Может быть, душа устала от пустых мирских невзгод, Но и радостей немало жизнь мне дарит каждый год. Я хочу, чтоб сердце знало всё: и радость, и беду, Чтобы кровь моя вскипала, пусть до срока я уйду! Все обиды и разброды растворятся в вечной мгле, Но с моим родным народом я останусь на земле.
Муса Джалиль
АМИНЕ
Перестань же, дорогая, прошу, Чувства незачем сомненьем пятнать, Я всю жизнь одной тобою дышу, Неужели это трудно признать?
Тяжкий грех точить на друга свой нож, Коли рвётся он душою к тебе, Если с ним одной дорогой идёшь, Не ищи противоречий в судьбе.
Обижает недоверчивый взгляд, Словно я стою пред строгим судьёй, Как обычно, без вины виноват: За любовь мою наказан тобой.
В МИНУТЫ ОБИДЫ (Амине)
Я ждал любви свободной, безбрежной, Она пришла, весь мир озарив, Тебе ─ родной, единственной, нежной, С улыбкой двери в дом отворив. Меж нами нет ни тайн, ни секретов, Прислушайся и сердцем поймёшь, Что нет вернее друга на свете, Чем тот, с кем ты по жизни идёшь. В любви сомнение ─ только преграда, А счастье не имеет границ, Судьбою ты дана мне в награду, Смахни скорей слезинки с ресниц!
1940
ХАДИЧА
Девчоночка Хадича, Ты где гуляла так долго? Давно сгорела свеча, Рассвет забрезжил над Волгой. Уснул наш сторож-бабай, Висит замок на воротах. Стучать? ─ Будить сонный рай… Но спать уж больно охота. Ужель в кустах ночевать Моей гулёне безгрешной? Эх, двум смертям не бывать, ─ Через забор лезет спешно. Плевать на загнутый гвоздь, Плевать, что хрустнула юбка, Что алых капелек гроздь,─ В гнездо порхнула голубка. Я юным славу пою, Уменью их в полмгновенья, Обняв подушку свою, Отдаться сну с наслажденьем. А рано утром апа Девчонку чуть растолкала, И та, спросонья слепа, Оделась и побежала. Летит она, не идёт, И реет юбка, как знамя. Скорей! Работа не ждет, Всевластно время над нами! Открыто настежь бедро, Прекрасной ножке ─ свобода, Вот так порою хитро Родится новая мода! И тут, хоть смейся, хоть плачь, Мужчинам в знак наказанья Разрез ─ коварный палач, Раскрыл все юбки Казани. Откуда мода взялась? Причем заборы с гвоздями? Откуда женская власть Повсюду веет над нами? Что до моей Хадичи, ─ Не ведает, право слово, Что растеряла ключи От хитрых женских уловок. А на прогулке ночной, Увы, всегда у девчонок Чего-то рвётся весной, И даже швы у юбчонок.
12 февраля 1942г.
Абдулла Алиш
МОЙ КРАЙ
Идель-Урал ─ родимый край, Здесь сладко всё, вода, как мёд, Где б ни был я, лишь ты ─ мой рай: Здесь дом мой, здесь родная ждёт. Несут отсюда ветры мне Молитвы мамы дорогой, И в чужедальней стороне Не страшен даже смертный бой. Пусть на лугах, где кровь текла, Весной рассыплются цветы ─ Осколки алого стекла Чужой, не нашей красоты. А на полях моей земли Пусть нивы тучные взойдут, Вернёмся из любой дали Мы к ним, пусть только подождут.
РОДНОЙ АУЛ (в альбом друга)
Исколесил я белый свет, и нет ему хулы ─ Прекрасен он, но лучше нет аула Балыклы. Здесь щедр сосед, Здесь сладок хлеб, Здесь, как хрусталь, вода, Здесь мудрость льётся из бесед. Здесь ждут меня всегда!
НАБРОСКИ В НЕВОЛЕ
Ветра судьбы, листком примчав меня С поземкой от заснеженной страны, Вогнали в жерло адского огня, Что в центре европейской старины. Я не познал до сей поры людей И здесь житейский опыт тороплю, Вериги неприемлемых идей Тащу, неволю горькую терплю. Подобье кофе пью я натощак, На хлеб бумажный мажу маргарин И умудряюсь делать это так, Что видно через бутерброд Берлин. Как экономен этот самый «брод», Он в клюв птенца уместится вполне, Влетев, как в кратер, в человечий рот, В гортани тает, не осев на дне. На поясе моём стальной кинжал, Чарующе блестит его клинок, Хоть в нём сто тысяч ядовитых жал, Он в озлобленьи чёрном одинок, На нём есть знак железного орла, И не страшит последний смертный ряд, Когда душа в страданьях умерла. Пусть растерзать орёл готов меня, Пусть здесь я просто чуждый человек, Уйду я следом за исходом дня, Ещё укоротив и так не длинный век. В неволе жизнь завершена давно, Преодолён давно рубеж судьбы, Но сердце гулко бьётся всё равно, Не хочет разорваться без борьбы.
ПРИСНИТСЯ ЛЬ ВНОВЬ МНЕ ЭТОТ СОН (посвящается супруге Рокие)
Удивительной сладкою негой Вслед за первым глоточком вина Я охвачен и, словно под снегом, Затихаю в объятиях сна. Ну, откуда в любовном напитке Сила та, что батыра в узду Загоняет, и он, как по нитке, Мчит, порою себе на беду, Без объездки, легко поддаваясь Жёсткой плети в нежнейшей руке, И спиной ни на гран не сгибаясь Под возлюбленной, как налегке. Так тебе я, звезде лучезарной, Преклонялся, забыв целый свет, Не страшась, что судьбиной коварной Быть могу оскорблённым в ответ. И напрасны смешные сомненья, Награжден я любовью твоей, И горит она с каждым мгновеньем Между нами сильней и сильней.
Солнце словно исчезло навек, Вновь меня одиночество мучит… Где ты милый родной человек?
Знаю, зимнее время недолго, Знаю, что неизбежна весна, Знаю, солнышко встанет над Волгой И растает на сердце вина… Ну, зачем ты нахмурила брови Над сияньем ревнивых очей? Я тебя успокою любовью В жарком мареве летних ночей.
Ты не верь ядовитым наветам ─ Нет причин для волненья души, Не найдёшь ты другого ответа, Кроме жарких объятий в тиши. Может, шли мы не лучшей дорогой, Кто подскажет, как путь оценить, Счастья много в нём или немного, И легко ли порвать эту нить, Что во сне, по-девичьи наивном, Окроплённом сладчайшим вином, Непорочна, мечтательна, дивна, Но во сне ─ и закончится сном? Только мне отчего-то не спится, Я пытаюсь понять до конца: Как могло в этой жизни случиться То, что по мановенью творца Заплелись наши судьбы невольно И опять расплелись, как венок, Что пронзает нежданною болью Сердце, словно абрека клинок. Неужели подобно листочку, Я покину родной свой лесок, Забренчу по канавам и кочкам, Как несчастные братья «Сак-Сок»?
ПТИЦЕЛОВ
Весной в садах и рощах России За кружевом волшебным ветвей Под небом необъятным и синим Счастливый распевал соловей. Встречал рассветы радостной трелью, А ночи колыбельной дарил, Привычный жить в любви беспредельной, О ней в напевах он говорил. С рожденья озарённый свободой, Не ведая оков и вериг, Попал в силок, наживе в угоду, И в клетке позолоченной сник. Ну, где уж тут понять птицелову Невзрачного комочка тоску, Замучил птицу пустоголовый, Надеясь услыхать хоть «ку-ку». Не свойственно душе соловьиной Коленца разливать на заказ, Коль ты рождён для песни былинной, Мошна и кнут ─ тебе не указ. Мальчишка-птицелов удивился Безмолвию добычи своей И потому в душе усомнился, Что залетел в силки соловей: «Где толк от этой серой молчуньи? Помрёт, так лишний на душу грех. Пускай летит, другую певунью Поймаю я себе для утех». Взлетел соловушка над окошком, Перед ловцом недавним присел, Скакнул два раза с ножки на ножку И вдруг самозабвенно запел… Беда ворвалась в мирные годы, Наш птицелов пошёл воевать За отчий дом, за всё, что народом Привычно милой Родиной звать. Но в жаркой схватке так получилось, Что без сознания взят был в полон, И от бессилья сердце разбилось, И вспомнил птицу бедную он. И зарыдал, сдержаться не в силах, И мрак заслал в очах его свет, И он прозрел пред жерлом могилы, И дал себе последний обет: «Пусть распростёрто смертное ложе… Пред ним у птиц прощенья прошу, И коль Аллах мне выжить поможет, Я воли никого не лишу!»
НАДЕЖДОЮ ПРЕКРАСНОЮ ЖИВУ
Я с надеждой смотрю в день грядущий, Вечно спорю с житейской волной, Нас к последнему часу несущей, И стараюсь остаться собой. Пред очами судьбины суровой За усмешкою прячусь порой, Хоть чуть-чуть поседел, право слово, ─ Я покуда батыр и герой. Что мне долгих годов заточенье, Раз в руках моих сила живёт, Поплыву я и против теченья, Коль народ мой меня позовёт!
Мухаммат Мирза ЧЬЯ СТРАНА?
Привалилась к плетню, Беспробудно пьяна, Безнадёжно больна, ─ Чья страна? Чья страна?
Боль родимой земли, Ты открой, кто они, Те, что нам предрекли Эти чёрные дни?
Словно кляча, висит На ремнях с потолка, Ждёт соломы клочка, Чья страна? Чья страна?
Голос милой земли, Кто избавит, скажи, Нас от слуг сатаны И уймёт грабежи?
На промозглом ветру Волком воет она ─ Чёрной ночи страна… Чья страна? Чья страна? Кто отчизне отраду И мир принесет, Из кромешного ада Однажды спасёт?
ПОЛНАЯ ЛУНА
Ты уймись, ты уймись, душа, Горе чувствами не развеять. Всё рассудится не спеша ─ Утро вечера мудренее.
Глупость ─ сборы и суета, Если в путь выходить не надо. И судьба у нас ─ только та, Что дарована как награда.
Больно?.. Виду не подавай. От гордыни душе усталость. А луна, словно каравай, За окном моим разболталась.
* * *
Вы, мысли, Заполнили голову так, Что просто готова взорваться она. Стою на развилке дорог… В душе Оживает любая мечта, Я в сорок, как в детстве, застыл у окна, И манит звезда за порог. Любовь, Есть ли сила такая, как ты? Ты ─ жаркий пожар, нежный пух облаков. Я жертва твоя навсегда! О, будущее, Если кружат цветы В подсолнечном мире Метель лепестков, Что к смерти ведёшь нас тогда? Господь мой, Ты жизнью меня одарил, Любовь ниспослал, веру в душу вселил, Бессмертие предначертал.
ОДИН НА ЦЕЛУЮ ЭПОХУ…
Родился я в соломе в час рассвета, ─ Так хорошо на свете быть никем!.. Пьер Жан Беранже Игрой судьбы не объяснить Ошибок тех, что совершил, Зря вьётся оправданий нить ─ Бесцельна трата сил.
Родителей дарует Бог И Родину, что не забыть, Тебе султаном стать помог, Ему ─ в подмётках слыть.
Что на эпоху зря пенять,─ Был в ней рождён, вот там и будь! Обязан ты её принять Такой ─ и в этом суть!
Эпоха зло калечит нас, Строгает жёстко под шаблон: Всех в рамки ставит, а подчас ─ За каменный заслон.
Чеканит нас, как медный грош, Что ей гордыня, что ей боль, Неважно, плох ты иль хорош, ─ Помножен ты на ноль.
Но есть в эпохе хоть один, Кто свалит тяжкий гнёт систем, Взлетит из самых середин, Хоть был рождён никем.
* * *
У неба прохудилось дно, Слезит себе весь Божий день: То строит радугу оно, То рушит, краски пряча в тень.
Забился пенистый расплав, Сплетаясь в кружевной платок, И понеслись ручьи стремглав, Сливаясь в радостный поток.
Но дождик вдруг затих в цветах, Прилёг на травах, как роса, Сейчас земля прекрасна так, Что восторгает небеса!
КАЗАНЬ. УЛИЦА СВЕРДЛОВА…
Удивляться не знаю чему ─ Перевёрнутый мир, Коль душою пришел я к тому, Что не вечен кумир. Сонм героев во времени сник, Растворясь в суете, И иссяк, словно чахлый родник На асфальтной версте. Был кумир, а теперь ─ истукан На разбойных ветрах, Осыпается патины прах На гранитный стакан. Дом с табличкой, где имя его, В грунт увяз по окно, Он исчезнет, скорее всего, ─ Век прожить мудрено. Именной ярлычок онемел: Жить без дела ─ беда… От стыда, если б ноги имел, Скрылся б он навсегда. Знать, недолгое славе дано Время, но, проходя, Чемерицею горькой оно Обожжет, не щадя.
КЛЕВЕТА
… Дурное слово никогда не уйдёт из души… Акмулла
Клевета ─ это в спину стрела, Наконечник отравлен её: Миг ─ и тут же молва обрела Право выпачкать имя твоё.
Клевета, словно жало гвоздя, Влезет в душу и, кровь осквернив, Превратится, чуть-чуть погодя, В безобразный зловонный нарыв.
Клевета проползёт сквозь года Незаметной коварной змеёй, Обесчестит твой род клевета, Ядовитою лживой струёй.
СОДРОГНУЛАСЬ ЗЕМЛЯ
На юге в течение месяца продолжались сильные землетрясения. Из газет
Плоть земли сотряслась до корней, Напряглась, ─ кровь вот-вот потечёт, В новостях, как итог чёрных дней, Мир ведёт на экранах подсчёт.
В новостях, как итог скорбных дней, У флагштоков всесветный поклон, Монотонные цифры смертей Овеваются крепом знамён.
Содрогнулась земля от стыда За людского распутства века, Захотев улететь навсегда, Но узда у орбиты крепка.
Горе катится с разных сторон, Рвутся струны планетной души, И в объятиях вечности звон Не стихает в межзвёздной тиши.
СУДНЫЙ ДЕНЬ
Кому в невежественных временах Приспичило виновного искать? И исповедь не Господу нужна, А тем, кто перед Ним решил предстать.
Всё мусор: Фарисейская мольба, Благословенье, что ты испросил… Пред миром показушная божба Дешевле лапки мухи ─ трата сил.
Когда по моде в светлый Храм войдёшь, Накличешь лишь проклятья на себя, А душу покаянием спасешь, Без принужденья Бога возлюбя.
УПАЛ, ПОДНИМАЙСЯ
Если упадём, то пусть увидевшие истолкуют это к лучшему. Р.Файзуллин
Упали и встали, и снова упали, И шрамами лица у нас иссеклись. Хоть лето в разгаре, мы в осень попали: Проклятые дни нам на долю пришлись. Мы падаем, но поднимаемся сами ─ Как тот Ванька-встанька, что спину не гнёт. Но вряд ли поднимемся мы удальцами, Коль новой эпохи кулак саданёт. А дело не только в эпохах ─ Удачу Судьба на тарелочке не поднесёт, Упал ─ поднимайся, вставай, а иначе Дойдёшь ты до точки, ─ никто не спасёт.
НОЧЬ Из цикла «Ночные раздумья»
Ночь. Чёрная туча затянула небо, Не видно даже заблудившейся звезды. Небо закрыло глаза…
Тишь. Страна погрузилась в могильную тьму, Только я всё никак не усну. Иль закрою глаза, иль опять распахну,─ Словно бездна вокруг… Почему? Кто В кошмарном затменьи, Свернувшись в рванье, Сотрясаясь от кашля, Дрожит, Поджимая колени, Безмолвно лежит На осклизлом Замызганном Дне? Это Нация наша В потугах пустых Грязь Холодного погреба мнёт, Неужель ей под утро стрела темноты Злобно яблочко глаза проткнет?
ДЕНЬ И НОЧЬ Из цикла «Ночные раздумья»
День или ночь ─ всё как всегда: солнце взошло, и без следа темень ушла, сгинула прочь, искрится вновь в речке вода. Вновь каждый День ─ прошлая Ночь,─ всё как всегда: радость, беда …
Что День и Ночь? ─ две стороны мира, где мы счёты ведём, с осени ждём новой весны, с новой листвой, с новым дождём. Каждый наш День ─ с первой звездой, новая Ночь ─ встреча с тобой! Что День и Ночь? Нам говорят: раньше, давно, в мире одном были лишь Дни, в мире другом было темно: вечная Ночь правила сном.
В мире дневном ─ солнце, цветы, в мире ночном ─ снега гряда. С тем и другим встретишься ты: тот и другой рядом всегда. Что День и Ночь, коль у души две стороны: сладость любви, чёрные сны, радость и боль, святость и грех, темень у дна ─ вот потому за семь небес рвётся она. Держит её холод сухой длинной рукой, хочет обнять, в лёд заковать, в вечный покой.
Также мои Ночи и Дни рядом всегда. Как близнецы, станут они…
Что же тогда? Бренный наш мир не удивить мне оттого, что я, как все, ─ только частичка его.
В жизненный путь соединю Ночи и Дни, чтоб пред Всевышним когда-то предстали они. Сердцем надеюсь и верю, молитвы творя, может, Он скажет, что жил я на свете не зря.
СОВРЕМЕННИКУ
Ты тощих дум откинь полог, погляди На прошлый день и тот, что ждёт впереди, На то, как долго ты служил сатане, Сжигая веру в нечестивом огне.
На то, как вянут синева в небесах, Цветы и даже алой зорьки краса, На то, что вскоре измельчают мечты, Их не исполнишь ты, потуги пусты.
И знай, не всякий тот, кто смысла искал, Найдет его… Мир сатана измарал, Он окна разума и чувств затемнил, Чтоб свет божественный стал людям не мил.
Нам мерзость слов его сладка оттого, Что так легко плясать под дудку его. ОТВЕТ
Кто-то ледяной рукою к зеркалу души моей потянулся, дико воя, так что снег осел на ней. Он разбил окошко, кинув злобный камень сквозь кусты, словно нож всадил мне в спину, растерзав мои цветы.
Сотворилась подлость эта синеруким мертвецом, Он, устав бродить по свету, встал перед моим лицом. Знать, в меня вселиться хочет, чтобы смыла кровь моя груз грехов чернее ночи, что скопил он, затая.
Как змея, в живую душу он давно вползти готов, зная то, что яд затушит пылкий жар моих цветов. Он своей рукою синей иногда, как мысль, скользит иль, как вихрь, сбивая иней, над помойкою сквозит.
Нет, не зря упырь хлопочет: по наказу сатаны в роднике души он хочет постирать свои штаны. Я приму любую долю в бесконечном сонме дней, но изгадить не позволю чистый ключ души моей. Тот родник мне дарит песни, лишь склонюсь я у стола, В мире доли нет чудесней, Чем сгореть в стихах дотла. На помойке пусть истлеет ледяная длань греха!.. Я ж с рассветом просветлею В новой песне иль в стихах.
В ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ МОРОЗОВ Разыгралась лихо буря, ─ Знать, последний день зимы. Всю деревню чёрной шкурой Злой буран накрыл из тьмы, Завалил хлева, амбары, Издавая дикий рёв, И овражек речки старой В снег укутал до краёв, Затопил пути, проулки, Огороды завалил, Обстучал лопатой гулкой Наст, корой его залил… Сутки ярился на взводе, А к утру ─ чуть-чуть шуга, И на чистом небосводе Закружилась звезд пурга. В ночь последнего мороза Брёвна изб трещат, дыша, И, купаясь в сонных грёзах, Сабантуя ждёт душа.
НАЧАЛО ВЕСНЫ
Кап-кап, кап-кап ─ со всех сторон Запели дни, запели, Рассыпали волшебный звон Кудесника-апреля. Лети, весенняя капель, Почувствовав свободу, Твоя бесхитростная трель Растормошит природу, Наполнит, радостно смеясь, Нектаром сладким почки, Что рвутся к солнцу, не таясь, Спешат раскрыть листочки. Всё в жизни будет вновь и вновь: И вечность, и мгновенья, Земля и небо, и любовь, И счастья дуновенье.
ОТ ВЕСНЫ ─ К ЛЕТУ
Разлив закончила река, Вернулась в русло, И льёт черемуха цветкам Нектара сусло.
Песнь соловьиная легка В прибрежных ивах, И жаворонок в облаках Звенит счастливо.
Пчела утратила покой, Вёрст не считает, Чтоб мёд у милой за щекой Зимою таял.
Метели бабочек кружат, А над цветами Эфиры сладкие дрожат, Маня мечтами.
Здесь всё и вся вовсю поёт И не стыдится, Здесь солнце навсегда встаёт И не садится.
Течёт река, бежит река, Спешит куда-то И дарит блик издалека ─ От переката.
И в танце весело кружа, Целует камни, А те, от холода дрожа, Смеются странно.
Вот и душа моя поёт В то время года, Зовёт в объятия, зовёт Меня природа.
ВСЁ РАВНО ЭТОТ МИР СВЕТЕЛ
Что толку в твоих сожаленьях ─ Потратил лишь ноченьку зря. Душа проржавела в сомненьях ─ Очистись, молитву творя!
Что было, Господь лишь осудит ─ Всё благословлять дай обет, И мира светлее не будет, Рождён ты для счастья на свет!
Смирись со своею судьбою ─ Она справедлива, добра, Да будет надежда с тобою ─ Слёзой не загасишь костра.
Нам солнце и звёзды с луною Сияют, любовь в нас горит, И в том волшебство неземное, Что жизнь на Земле лишь царит.
КНИГА ПЕЧАЛИ
Книга грустная есть у меня, я под сердцем ношу её, сберегая до лучшего дня дорогое творенье моё, пусть ещё не рождённое, но в печаль облачённое…
Пред глазами всё время друзья и родные, что в лету идут: кто пешком, кто верхом, а я их улыбки из вечности жду.
Чуть задумчиво смотрят они, вопрошая меня: «Узнаёшь?» ─ Узнаю! ─ отвечаю, и… Мне в ответ: «Что ж ты слёзы льёшь?»
Книга, книга, ты ─ нити клубок, не размотанный мной пока, но, как зернышко, каждый слог созревает в твоих строках.
Мысли, вы ─ не листки с дерев, вы нетленны в осеннем сне, вы лишь полнитесь, и, созрев, пробуждаетесь по весне.
Впрочем, что же я? ─ Мысли есть и такие, что стыдно вслух их назвать даже, а прочесть…─ лучше б в лампе огонь потух.
Мысли есть холоднее льда, смертный цвет их бросает в дрожь… Так тоскливо мне, вот беда, Словно колет под сердце нож.
Как же, как же развеять грусть? Может, даст мне отраду лес? Там спою, ну, а песня пусть радость мне принесёт с небес.
МЕЛОДИЯ ЖИЗНИ Берега моей Белой шиповник укрыл, из-под гроздьев рябин тихо шепчет с волной, Но нежданно откуда-то ветер завыл, и вода поднялась, навалилась стеной.
Утром ветер притихнет; секреты свои, как ребёнок, откроет волне на реке; Та шепнёт берегам, ─ как уж тут утаить песню ветра в листве и в чужом далеке.
Вот ─ мелодия жизни!.. И мы, как волна, Пропоём над рекой о рожденье своём… Ну, а после ─ уйдём, но веков тишина Летописной строкой возвратит нас из тьмы.
ПУГОВКА В НЕБЕ
… Как же может так чудесно петь жаворонок, ведь он всего лишь точка?! Р.Мингалим
Пылает летний зной… Средь редких облаков Лишь пуговка одна: ─ Что делает она? Что делает она?
Колышется, дрожит, Но присмотрись и вдруг Увидишь крыльев взмах, Ускоренный стократ. Ужели то ─ орёл, Что мчится от земли, Пытаясь Млечный путь Крылом своим объять?
Увидишь это всё, Когда душа твоя Раскроет сердца взор И в чувствах воспарит За жаворонком ввысь.
И ты тогда поймёшь, Что песнею своей, Взорвав степную тишь, Он в космос дальний путь И для тебя открыл! Мир новой песни ждёт, Чтоб повела она Вселенскою стезёй Усталый шар земной.
Пылает летний зной… Средь редких облаков Лишь пуговка одна неистово поёт И прославляет жизнь… И прославляет жизнь!
ДАВАЙТЕ СЛУШАТЬ
Занавес раскрылся томно, заиграл оркестр. Но где?.. Да в японском электронном ящике, но звук ─ везде. Что захочешь, то сыграют в нем и домбра, и курай. Говорят, изобретают и певцов… Вот будет рай! Не нужны нам будут сцены, представленья ни к чему, ни к чему талант бесценный… Что же сердцу и уму ты оставишь, хитрый ящик?
Песен голос многоструйный нарождается в душе с тысячей звенящих струнок, без компьютерных клише.
По камням ручья журчанье, звезд падение в ночи, и лучистое сиянье капель в песнях тех звучит; колокольцев перезвоны в сбруе пары рысаков, серебро росы в коронах и в ресницах у цветков, дух созревших ягод знойный, и над Белой над рекой шёпот камышинок стройных, навевающий покой; клёкот стаи лебединой и кипенье белых крыл, россыпь трели соловьиной, ─ с нею душу я раскрыл юной девушке влюбленной. А красавица, смутясь, над щекою опаленной опустила шали вязь.
В песнях тех ─ земное счастье, и любовь, и боль разлук, и бушующие страсти, и касанье нежных рук. Напевает юный месяц, и луна поёт, шаля… И не спорьте! Доброй песней день встречает Мать-Земля! Не пора ль раскрыть нам души, чтобы песни те послушать?
Нет, не зря создал Всевышний Землю, Свет и Небеса, тварей всех ─ Никто не лишний. В этом суть и чудеса! Рядом льется вдохновенно и мелодия Вселенной.
Взвился занавес бесшумно, и внимаем, чуть дыша, как излилась многострунно чудной песнею душа.
Так давайте ж тихо слушать Песни, что родятся в душах.
ПАМЯТЬ
С весны до осени, точней, ─ От снега и опять до снега, ─ Всё детство в пору летних дней С босой ватагой я пробегал. Вороний глаз и просвирняк, И в дымке конопля седая… Всё беспричинно, просто так, Ночной порою вспоминаю. Мы гнёзда чибисов, ворон Нещадно в озорстве зорили, Народцу птичьему в урон Слепых птенцов о землю били.
О, Господи, скажи кому Так мстили варварски, жестоко, Бессмысленно, не по уму, Не видя толку в том и прока, ─ Мы, сыновья солдат увечных, Войной обиженных навечно?
ХВАТИТ СЛОВА
Жизнь ─ дерево, вещали нам, Я ж ─ лишь кустарник на миру, Живу незваным гостем там; Домой вернусь, когда умру.
Нам говорили: жизнь ─ река, Но по колено здесь, где я Хочу, раздвинув берега, Разлиться в реку из ручья.
Жизнь ─ это сад, услышал я, Хоть в нём был иней, а не цвет. О, как узнать, мои друзья, Смогу собрать плоды иль нет? Жизнь ─ это книга, но мою, Что толщиной невелика, Не напечатали пока (О, Господи, кому пою, скажи мне, ─ внукам иль векам?)
Ну, почему не море жизнь? Сродни ему моя душа, А чтоб излить без укоризн Сказанье века моего, Мне хватит слова одного, Мне хватит слова одного…
НА МОЁМ ЛИЦЕ ЦВЕТ ОСЕНИ
Лишь у чёрта нет надежды, Я, наверно, как и он: На враньё раззявив вежды, И сегодня, как и прежде, Воробьём лечу на звон.
Жизнь ─ движенье, даже камни Отшлифованы струёй. И графит совсем не сразу Драгоценным стал алмазом, Сжатый Матушкой-Землёй.
Веря, что терпенье ─ злато, Думал, что и я когда-то Заживу, как царь, в палатах; Горе мыкал, всё терпел, Словно осень, пожелтел ─ Облетел…
НЕ ЗНАЕТ, А ЛЖЁТ
Вёл я по обыкновенью Счёт «ку-ку» в лесу осеннем: «Почему же шесть?..»
Если ты не знаешь, птица, Где птенцам твоим родиться,─ Значит, лжива весть.
Эх, кукушка, эх, болтушка, Хватит людям врать, старушка! Знать пора бы честь!
МОИ МЫСЛИ
Ох, как мысли мои нелегки, Словно камни в мозгу у меня… От веселья глаза далеки ─ Знак уставшего в скачке коня.
Мчатся мысли мои в небеса, А оттуда, как звезды, ─ к земле Или по морю, как паруса, На забывшем свой курс корабле.
Заплелись мои мысли в комок, Закрутились, лишив меня сна. Мне распутаться кто бы помог? Лишь она, лишь она, лишь она…
НИКТО НАД НИМ НИ СЛОВА НЕ СКАЗАЛ
Когда распрощавшийся задерживается, все молчат… Геннадий Айги
Годами измеряют Жизнь людей, А месяцы и дни ─ лишь для анкеты. Но вот сейчас Нам взять, скажите, где Минутку, чтоб добавить К жизни этой. Ему всего-то Было двадцать пять, Никто над гробом не сказал ни слова, Лишь отблески опять, опять, опять Стальных лопат В движении суровом. Не знаем мы в житейской шебутне Того, что завтра, может быть, случится, И что в душе твоей, на самом дне, До самой смерти может сохраниться. Уходят люди, не успев понять Добро в потёмках душ своих бессмертных. Хоронят их… На что уж тут пенять… А только вспоминать в тоске безмерной…
Никто над ним ни слова не сказал, Лишь заступы размеренно мелькали…
Я ЖДАЛ ОСЕНЬ
Как я осени ждал, чтоб под жёлтой листвой навсегда завязать то, что порвано мной. Как я осени ждал, чтоб рассветный исток душу мне заполнял, словно яблочный сок. Как я осени ждал, чтобы мысли мои в серебристой воде, возродясь, расцвели. Может, лгал, говоря, Что сгорел я дотла и мои уголёчки река унесла?.. Как я осени ждал, как страдал и мечтал, как за звёздами мчал и как наземь упал… Для Дороги Гусей * крыльев я не достал…
* Дорога Гусей ─ (татарский) млечный путь
ЗА МОИМ ОКНОМ АВГУСТОВСКАЯ НОЧЬ
Я один в своей каморке, нестерпимая тоска… Тик под глазом, день без толку, ночь ─ бессонная река.
Ни обид, ни сожалений: Всё на свете ерунда, Надоели треволненья, бури, пламень и вода.
Бренный мир… В него ни крошки я не верю. У меня Обещаний ─ три лукошка и обман день ото дня.
Бренный мир… А было время: я терял свою башку и… Да что там, сменим тему… У кого нос не в пушку?..
Так тоскливо, ─ нету мочи… Вновь я не в ладах со сном Этой августовской ночью. Ветер воет за окном…
И не пишется мне что-то, Пережито всё давно: И желанья, и заботы… До икоты всё равно!
Вдруг влетела мысль в окошко. Эй, домушник, перестань На душе скрести, как кошка! Я устал! Уйди! Отстань!
Но ночная мысль коварна, Зажжена, знать, сатаной, Мозг мутит, как газ угарный, Издеваясь надо мной.
Говорят, когда уходят Люди смертною тропой, Мысли их по свету бродят Неприкаянной толпой.
Заполняют не они ли Головы моей горшок… Эх, его со всей бы силой Растолочь бы в порошок!
Мысли, как они терзают Душу бедную мою: В ночь непрошенно вползают, Днём покоя не дают.
Как и что я им отвечу, ждёт холодная Луна, я ж растерянно навстречу ей моргаю из окна.
Словно конь без лёгкой сбруи, на чужбине без любви, в стойле запертый, горюю… Поскорее позови!
Полечу быстрее птицы в наши тёплые края, чтоб душою возродиться там, где милая моя.
Без тебя, земля родная, я засохну от тоски; сердце стонет, разрывая чужеродные тиски.
Эти узы раздвигаю, Чтоб скорей домой умчать, но пути перебегают мысли пришлые опять.
Я пишу, чтоб испарилась безысходность, как зима, отдаюсь стихам на милость, а без них ─ сойду с ума.
БОЮСЬ ТРУСЛИВЫХ
Встречал людей трусливых я, всё время прячущихся в тень, дрожащих в ярком свете дня, а ночью, как трухлявый пень, болотной жижею вина заливших страх, пока жена сопит одна под сенью сна… Вот молодец среди овец ─ меж слабых кто не молодец!
Куражится над теми он, кому был раньше подчинен; Завистник, трус и клеветник ─ он к должностным ушам приник губами, мокрыми от лжи, и в сладострастии брюзжит в угоду тем, кто может взять и лизоблюда вверх поднять. Он трусом был и трус всегда: в постыдной яме и тогда, когда взобрался по гробам к наградам высшим и гербам.
Признаюсь в том, что я боюсь подобных им, хоть сам не трус; Любой из них безмерно рад шагать со всеми на парад, блажить до одури «Ур-ра-а-а!»
Сегодня, завтра и вчера ─ всегда он в центре, впереди, поближе к месту, где вожди. Вот потому в нём подлеца не распознать и мудрецам.
ПОЧЕМУ БЫ НЕ ПОИГРАТЬ
Я всей душой к жене привязан; я в люди вышел… Да чего! Я дружбой графа ей обязан! Легко ли? Графа самого! П. Ж. Беранже
Вот уж привалило счастье: Боссом сделалась жена. Кем я был? И в одночасье кем же стал я? Вот те на-а-а!..
Под подолом у супруги Не страшны мне сквозняки, Плюс к тому, признаюсь, други, ─ там вершки и корешки.
Сыт, одет и даже тачка «мад ин USA» у меня, и растёт, растёт заначка ─ зреет счёт день ото дня.
Что мне мнение людское? Надо мной ─ моя жена, а за ней стоит та-ко-ое… Как китайская стена!
Пред моею благоверной самый главный чин вставал, он ей кланялся манерно и пылинки с плеч сдувал.
Я мотаюсь по банкетам вслед за нею; ну, а там ─ звёзды нынешнего «света» (все при этом по местам).
Шеф жены моей однажды Под коньяк сказал: «Ты наш!» Кем я был? ─ Под грифом «дважды занулёванный алкаш»…
В людях я лишь пригубляю рюмку тонкого вина, водку дома добавляю ─ целым стакано́м, до дна.
Отчего судьба нежданно ликом повернулась к нам? Знать, жена моя с приданым ─ Дар по нашим временам!
То приданое ─ начальник, и, как нитка за иглой, с верностью необычайной и энергией былой мчит за ним моя супруга, словно верная раба или добрая подруга… Да хранит её судьба!
Труд такой покруче спорта,─ половинка устаёт, По три раза на курорты за год шеф её везёт.
Слава Богу! Дом, хозяйство… Учим в колледжах детей, не купаемся в зазнайстве, не чураемся гостей.
У обоих иномарки, у жены ─ так лимузин, что ни день ─ несут подарки, дом забит, как магазин.
Что же, мира нет милее Тем, кто в нём умеет жить: шеф жены, она и с нею я стараюсь, так и быть. И к тому ж супруге босса неприлично быть одной, потому по всем вопросам держит та совет со мной.
И, гуляя по лесочкам, от бесед чуть-чуть устав, отдохнуть идём в кусточки, на постель из нежных трав.
Я доволен, безусловно, трудоголиком-женой, так как стал роднёю кровною самым высшим под луной.
Жизнь ─ игра! В том нет нахальства ─ смазать у себя усы, взяв кусок из рук начальства. Торопись! Пробьют часы!
ВЕРИШЬ ИЛИ НЕТ… (Триптих)
1. Мне важно в каждом деле, Чем кончится оно, Но вот перо немеет На имени одном…
То ль возрастная прихоть С названьем «бес в ребро», Подкравшаяся тихо, Чтоб покорить хитро.
2. Явилась на мгновенье, Растаяла… Ты, где? К луне ли дуновеньем Иль к утренней звезде Летишь; а я, как пьяный, Над рифмою затих, И лишь ожогом пряным След на губах моих.
3. Не веришь? Вот мученье! Мечусь от чувств своих. Какое увлеченье? Я весь под гнётом их!
Душа моя в смятенье: Всё вытеснила Ты, Мне не до грёз весенних, И дни мои пусты.
ПЕСНЯ
Наверно, не бывает без потерь… Мучительно, когда уходит близкий. Вот так и я, один в слезах теперь Недавние твои читаю письма.
Кто сможет изменить судьбу свою, Кто сможет повернуть реки теченье? Сегодня песню грустную пою Под жёлтое листвы круговерченье…
Пришла моя осенняя пора, В ней одинок я, видно, в наказанье, И лишь луна до самого утра Твоими смотрит на меня глазами.
* * *
Откуда вдруг весною грусть осенняя? Ведь нет причины для печали, нет… Апрель, один ты можешь сокровенное Вдруг выцветить, пролив на душу свет.
Смотрю, как дождь из поднебесной просини Несчадно осыпает яблонь цвет, Напоминает, видно, нам об осени: Коль та без яблок, ─ значит, года нет.
Согнули тучи тяжким чёрным угольем Старушку-иву и накрыли дом, Зима последний вздох с предсмертной удалью Глухим рыданьем отдала с трудом.
* * *
Ты чувств не открывала никому И тайны ты держала под замком, Но нет дороже сердцу моему Тебя, навек ты поселилась в нём.
Не сможешь утаить ты от меня Того, что мне и так принадлежит. Вода реки в ночи и в свете дня, Разлившись, от себя не убежит.
Лишь раннею весной сойдут снега, Сольёмся и помчим волна к волне В единых изумрудных берегах С душою общей, как в счастливом сне.
* * *
Живём мы прошлым, хоть всегда в мечтах; Вот так и я, но в памяти моей Навек твоя осталась красота, Хочу всю жизнь быть неразлучным с ней. В потоке чувства ─ осенью, зимой, Весной цветущей, в летний знойный день,─ Плывём, ведомые судьбой самой, И не страшит нас никакая тень.
Ничто не вечно, прошлое ушло, Но верный друг ты для меня всегда. Куда б судьбою нас не занесло, Останься рядом, без тебя ─ беда!
* * * Который день в душе волненье: Куда стремиться и зачем? ─ От долга скрыться в небреженье? Причём здесь долг, коль я ни с чем… Всё ясно… Просто нету рядом Тебя со мною, и душе Уставшей ничего не надо Ни во дворце, ни в шалаше.
Неведенье терзает сердце, Я места не могу найти, Глаз не смыкаю, чтоб со смертью Не разминуться на пути. О чём я?.. Мне бы хоть минутку С тобою рядом провести, А беды все ─ пустые шутки… Приди ко мне и всё прости!
ЧТО ИЩЕТ ВЕТЕР
Ищет ветер стебель полый ─ Целый, крепкий и сухой, Он собой его наполнит И споёт мотив простой. Пробежав по тонким струнам, Изольёт свою печаль; Та вольётся в мир подлунный, Осветив Вселенной даль.
Ищет ветер стебель полый, ─ Лишь трухлявые в саду, Испускают их расколы Визги, что с ума сведут. Эти стебли элые люди Рассекли и подожгли, Ожидая, что забудет Ветер песнь родной земли.
Ищет ветер стебель полый; Над погостом он бродил, Но могильный холм над долом Вой загробный породил. Ветер, не теряй надежду! Крепкий стебель свой найдёшь, Тысячу мелодий нежных Вместе с ним ты пропоёшь!
КЛУБОК ПАМЯТИ
Всё сказано мной, что хотел я сказать, Должно было сердце разбиться ─ разбилось, И разум смеётся ─ к чему отрезать Дневные мечты от ночных, что не сбылись…
Свободен от жизненной я суеты, И нет ничего, чтоб меня удивило; Всё просто в банальности той простоты, Что зрела в уме, но ума не прибыло.
Чего ж мне делить, если нет ничего; А нет ничего, и не будет другого, Я малым доволен сейчас оттого, Что грех ждать большого от мира благого.
Коня своего осажу на скаку, ─ Зачем обгонять наступившую осень, Зачем торопить возрастную тоску, Когда меж ветвей пробивается просинь?
Возможно ль удел свой найти на земле, Коль знает душа своё место на небе? Что толку метаться звездою во мгле, Сират ─ мост последний мой, Где бы я ни был.
Всех слов всё равно не успеешь сказать, А сердце, и вправду, должно быть разбито Тогда, когда можно морщины связать На коже, что адским ожогом облита.
О, память! ─ запутанный долгий клубок, Который раскаяньем лишь размотаешь, Пусть жизни колодец студён и глубок, Но солнце его пронизает. Ты знаешь!..
ВСПОМНЯТ НАС
И снова в плену своих мыслей я, За ними невольно иду; Они, словно звёзды, бесчисленны, Найду ли свою я звезду?
И в мире родился невольно я И так же покину его, Исчезнет навек даже боль моя, Не важная ни для кого.
Пусть льдинкою малой растаю я И каплей сольюсь с родником, Но с каждой весною восстану я Травинкой, листком иль цветком.
Меня вдруг узнают по голосу Размывшего тропку ручья, По ветви березки, что волосом Сплелась, словно прядка моя.
И что ж, что по давним присловьям Растём мы не выше травы, Никто не является бровью Над глазом Вселенной, увы!
Уходим! Уйдём окончательно, И в Лете затихнет наш глас, Но в жизни есть смысл замечательный, Что вспомнят любимые нас!
ПРИНОСИТ ЛИ БЕРЁЗА ГОРЕ?
Примета есть: сажать берёзу Опасно на дворе своём, Она притянет к дому грозы, И горе поселится в нём. Так что же плакал я от счастья В ту пору давних юных дней, Когда спасался от ненастья В ветвях берёзоньки моей?
Какое от берёзки горе, Когда бурлит в ней сладкий сок, Когда под берестою море Любви, что бьётся в мой висок? Тому, что суждено случиться, Без нас судьба решит сама, И смерть нежданно постучится, А будешь ждать ─ сойдёшь с ума.
Я знаю только то, что честно Добыт был хлеб насущный мой, И что Всевышнему известно, В чём грешен я, пока живой. Приносит ли берёза горе Пусть каждый для себя решит, Но глупо жить, с судьбою споря, Коль только Он её вершит.
НЕ ОТРИЦАЙТЕ!
Нет, утверждать я не могу, Что и кудесник, и гадалка И нам, и власть имущим лгут За деньги те, что дать не жалко. Совсем не стану утверждать, Что знахари не лечат хвори, Коль за сто вёрст кисель хлебать Бредут к ним люди, с болью споря. Нет, не берусь я утверждать, Что нет нам равных во Вселенной, Что смысла нет посланий ждать, Летящих к нам от звёзд нетленных. Всему живому пара есть, Решил Творец, и, значит, где-то К Земле с другой планеты весть Летит… Не отрицайте это!
ПОЭМЫ
ЗАЯЧИЙ ПОДАРОК
1. Всю жизнь храню я в памяти своей Одну частичку детства моего, Пусть пролетело много тысяч дней, Она лишь стала ближе оттого.
Как будто мама как-то в летний зной, Переступая борозды с трудом, Неся косу стальную за спиной, Везёт коляску с младшим братом в дом.
Ох, как коса метровая тяжка, Цепляется она за облака, Ох, как дорога к дому далека, И как устала мамина рука.
Надёжно ухватившись за подол, Спешу, не отставая ни на пядь, А за спиной звенит зелёный дол, Куда вернёмся завтра мы опять. Не зря пропела острая коса, В работе этой мама знает толк, Звенела сталь, пока была роса, И вот блестит в буртах зелёный шёлк. В горошек синий платье у неё, И фартук развевается слегка, Идём и тихо песенку поём, А отчий дом зовёт издалека.
В коляске детской ─ сладкие стручки, Гостинец для безногого отца, Всего в две детских пригоршни пучки Таятся под пелёнками мальца. Щавель для папы рвал я по весне, А летом мчал за ягодой лесной. «Гостинец сын принёс от зайца мне!», ─ Лучился счастьем папа мой родной.
2. И тут, откуда ни возьмись, ─ Марва, Из активисток сельских, сущий зверь, От страха мама стала чуть жива: ─ Нет ничего! Пустые мы, поверь! ─
─ А где котомка? Ну-ка, покажи! Вчера вы с поля тоже унесли Чего-то. Быстро правду мне скажи! ─ С коляски сполз полог и лёг в пыли.
И тут я бросил матушкин подол, Схватил коляску, задал стрекача, Промчал над пашней, дальше через дол Рванул, как будто пятки жжёт свеча.
Что мне чертополох, осот, стерня! Пускай крапива хлещет по щекам! Откуда взялись силы у меня? Коляску мчал, как щепку по волнам.
Калитку нашу ветер отворил, Я, обогнав его, во двор вбежал, И тут Рашит в коляске завопил, А до того смирнёхонько лежал.
Отец надеть протезы не успел, К нам на коленях устремился он, «Орлы мои!» ─ и в небо я взлетел, А следом брат. Ужель всё это сон?
3. Мы были рождены вслед за войной, Мы ─ дети искалеченных бойцов, Нас встретила разруха над страной, И заменили мы в строю отцов. Любой из нас своим путём идёт, Но в памяти одно мы бережём: Как мама тихо в уголке прядёт, Как пахнет свежим хлебом отчий дом. И оттого невольно рвётся вздох, Как вспомню свист косы над полосой И как спасал я сахарный горох ─ Отцу гостинец, что послал «косой».
НЕ ПОВТОРИТСЯ НИКОГДА
1. Война ─ игра, искусство?! Может, в ней Разрешено всё, ─ только победи? Игрушек страшных много у людей, А управляют толпами вожди.
Всё время славим злобных палачей, Они бессмертны много тысяч лет, Курганы из голов от их мечей Своею тенью затмевают свет.
Искусник в этом был хромой Тимур, Ему под стать и русский Грозный царь, За спинами подобных им фигур И смена веры и селений гарь.
Вампирам Азраиль ведёт учёт: В нём Бонапарт, Адольф, ну а потом ─ Сам Джугашвили, дальше долгий счёт Тех, кто рождён с рогами и хвостом.
Порой ничтожен повод для войны Для главных мастеров заплечных дел: Из-за наложниц из чужой страны, Из-за желанья взять чужой удел.
Свой дом родной они сжигают в прах, В своём народе видят лишь рабов, Кнутом и саблей пробуждают страх, Сидят на постаментах из гробов.
2. И вновь в людской истории резня, Стрельба и взрывы, возгласы «ур-ра-а-а», Без сатаны мы не живём и дня, Царит вокруг безбожная пора.
Кто души неотпетые спасёт, Когда в могилах братских целый мир? Вот ворон чью-то кисть в гнездо несёт, Готовя воронятам страшный пир.
Война ─ спектакль из кровавых сцен, В её искусстве жертв людских не счесть, Её театры не имеют стен, А режиссёрам в ней мешает честь.
3. Нам обещали то, что никогда Не будет больше войн в стране моей, Но, видно, вечно будет жить беда, Коль мы сто лет не знаем мирных дней.
Зовут вожди: «За Родину! Вперёд! Прославим мы себя на целый век!» Отец и сын воюют в свой черёд, А дом встречает лишь одних калек.
И можно ль домом звать ряды руин, Что погребли невинных матерей, Когда бесчестье до таких глубин Дошло, людей оборотя в зверей? Знать, долго будет ворон пировать Коль красной свадьбе не видать конца, И долго будут вдовы вековать И ждать невесты брачного венца.
Без покаянья Родина отцов Живёт, боясь в гордыне преломить Колени пред могилами бойцов, И тянется смертей бесславных нить… О, Родина! Из женских слёз глоток Испей! И может быть уйдёт беда. Даст Бог, кровавый кончится поток, Война не повторится никогда!
ТУРАЙГЫР
1. Тридцатый год. Июнь у двора. Звенит набат над центром села. Настала сенокоса пора. А тут собранье, ─ ну и дела!
На площадь, где мечеть и Совет, Народ спешит, как войско на сбор. На острых косах блещет рассвет, Из вил и грабель частый забор. В колонны встали сотни подвод. В глазах людей тревожный вопрос: «Зачем опять собрали народ На митинг? Эх, пропал сенокос!»
И так всё время в пору работ Людей морочит сельский актив, Как будто нет важнее забот, Чем языком хлестать коллектив.
Поддужный звон заполнил майдан, Всё громче ропот, сердится сход: «Какой указ сейчас будет дан? Вновь на врагов объявят поход?»
Ребятки перед входом в Совет Стоят, как перед схваткой в куреш, Кричат: «Спокойно!» людям в ответ, И тут открылись двери, как брешь.
«Товарищи!!!, ─ хлестнуло майдан,─ Приехал к нам товарищ Малов!», ─ Срывает голос свой Газиззян, Вожак у комсомольцев-орлов.
Малов у нас уже побывал (Разливом Шабезсу залило), Недаром помнят все: стар и мал, Как разорил он наше село.
Забрали всё: коров, лошадей, Телеги, сани, землю, зерно, В один колхоз согнали людей, Крестьян-трудяг пустили на дно.
Всех, кто покрепче, ─ на Соловки… В избе Мингаза сел комсомол, Ячейка здесь теперь, мужики… «Сельпролетарцы» ─ новый помол.
В активе ─ Абузар, Марфуга, А секретарь у них ─ Газиззян. Шумит ячейка, словно пурга, ─ Побольше б раскулачить селян!
У коновязи ржёт жеребец, Малов на нём в деревню примчал, Намотан недоуздка конец На почерневший конский причал.
«Смотрите! Это сам Турайгыр! Конь Мингаз-бая дом узнаёт!». И ржаньем лошадиный батыр Хозяина тоскливо зовёт.
Но дом не свой: он умер давно, И флаг, как красный саван, на нём. Знать, Турайгыру вновь суждено Служить чужому ночью и днём.
И тут заголосил Газиззян: «То-ва-рищи-и-и!!!» Застыло село… Но был у недоуздка изъян, Он лопнул ─ и коня понесло! Скакал он по деревне отцов, По милой, по родной стороне, А следом ─ ржанье ста жеребцов Неслось, как в родовом табуне.
Взлетел он птицей под облака, Перескочил подводы легко, Помчал любимый конь кулака, Но улететь не смог далеко.
Взрезая воздух, пули свистят, Двойной удар несут удальцу, В момент полжизни конской скостят За то, что не привязан к крыльцу.
Толчок ─ и содрогнулась земля, Ещё толчок ─ и мир помертвел, Взметнулись, завертелись поля, И конь, споткнувшись, тихо осел.
А на крыльце судили муллу И муэдзина всем напоказ, На них безбожно лили хулу (Таков «отца народов» наказ).
2. Тут первой говорит Марфуга, Наган свой поправляя рывком: «Десятка ─ малый срок для врага, Об этом мы доложим в райком, Давно пора свалить минарет, Позорит он наш красный Курмаш, Всем видом унижая Совет, И полумесяц ─ символ не наш! Мы все хотим по-новому жить! Но, чтоб гордилась нами страна, Религию пора подрубить: Она, как пережиток, вредна!»
Взял слово активист Абузар: «Согласен!» ─ рявкнул, как отрубил. А Газиззян продолжил базар ─ Митинговать он очень любил.
Доволен всем товарищ Малов, Его в пример поставит райцентр: Муллу забрали без лишних слов, Подняв по атеизму процент.
К мечети мчит лихой комсомол. Топор, аркан ─ и пал минарет, И вот на крыше голой, как стол, Дыры печать ─ исполнен декрет.
Не прячет слёзы старый мулла, В крестьянских глотках каменный ком, Важнее всех покосов дела, Которые спускает райком.
В траве застыл лихой Турайгыр, Клюют вороны очи коня. Вступает перевёрнутый мир На новый путь, безбожьем звеня.
А Шабезсу опять разлилась…
САБАНТУЙ 1945 ГОДА
1. У нас сабантуй был всегда, Но звался он раньше ─ джиен. Не тянется вечно страда, Ей праздник приходит взамен.
В село собиралась родня Из ближних и дальних округ, И радостней этого дня, Наверно, не вспомнится, друг!
Везде: в Ямалы, в Суыксу Майдан расцветал каждый год, Не прятал нарядов красу В тот день деревенский народ.
За тысячи верст земляки Съезжались в родное село. Пусть были пути нелегки, Домой как на крыльях, несло.
Краюха с парным молоком Им грезилась в дальней ночи. Что пять километров пешком, Коль радостно сердце стучит?
2. Не скроешь в деревне никак: Кто был на джиене, кто нет, Быть может, все это ─ пустяк, Но будет судить целый свет.
«Что, денежек сын пожалел, Иль ты пригласить позабыл? Боишься, чтоб он не объел, Иль дом ему отчий не мил?
К тебе не приехала дочь? Забыла своих стариков?» ─ Село посудачить не прочь: Язык без костей и оков.
Всё верно. Недаром народ Придумал когда-то джиен, Чтоб люди, хотя бы раз в год, Касались отеческих стен.
С младенчества мы узнаем, Что скромность лишь красит людей, И что доброту отдаем Затем, чтобы встретиться с ней.
Приезжий ходил по гостям, О славных делах говорил, Все рады хорошим вестям, Рассказам о том, где он был.
Гость сам больше слушал у нас О горьких сиротских годах, О супе пустом в трудный час,─ Учтивость ценилась всегда.
3. Джиен ─ после страшной войны, Джиен ─ для недавних бойцов, Джиен ─ на руинах страны Для наших увечных отцов!
С гармошкой ослепший Ханиф, И пляшет безногий Мирза; Гаяз, доску в стремя забив, Летит на коне, как гроза.
Пусть рук нет и ног, но у них За спинами крылья взвились, Забилась в сердцах молодых Их бурная гордая жизнь.
Пусть праздник, как праздник, но он ─ Не просто полеты с конем, Есть вечный и твердый закон ─ Джигиты рождаются в нем.
Пред сверстниками и родней Не должен солдат сплоховать, Пусть тело в увечьях, душой ─ Ребята героям под стать.
Забавой джиен не зовут. В единственный день за весь год Узришь ты народную суть, Узнаешь, чем дышит народ.
4. Калитка из дома на луг, На ней, как бескрылый птенец, Одна коротает досуг Девчушка, курносый малец.
Гусята-пушки за плетнем, Над ними хлопочет гусак, ─ Невесело праздничным днём Глядит сирота на большак.
Глядит неотрывно она За шаткий мосток над рекой: Там куст или кочка видна? Нет, движется… Кто ж там такой?
Кого горизонт проявил, Кого раскачал вдалеке, Кто пыль над дорогою взвил, Кто катит домой налегке?
Качается он оттого, Что раненый иль занемог? «Эх, если б в отца моего Сейчас обернуться он смог!
Ну, где же ты, папочка мой? Вернись хоть без ног, хоть без рук! Я буду гордиться тобой, ─ Ну, сколько же можно разлук? Калитка открыта всегда, Мне нечего прятать за ней, В избе только я и беда, И ветер сквозит из сеней.» Истлела калитка давно, В асфальте большак и мосток, Но помнить мне век суждено Войной опаленный росток.
Хоть на день, но в Чалманарат Лечу на джиен каждый год, И счастье мое во сто крат Растет, уходя от невзгод.
Здесь нет неродных ─ все свои, Здесь каждый пригорочек свой, Здесь жаворонки, соловьи, Ручьи здесь с водою живой!
5. Ты ─ праздник народа, джиен! В истории нет пустяков, Пусть сотня пройдет перемен ─ Ты суть наша в толще веков.
А жаворонки все поют, И в мареве вновь силуэт Идет то ли в память мою, То ль жаркому солнцу вослед…
Харрас Аюп
КНИГА ПОЭЗИИ По случаю выхода в свет антологии татарской поэзии «Бисмилла!» ─ этой книге промолвили б древние, Ей «Аминь» не грозит ─ путь на первой версте. Пусть она сохранит нашу душу напевную, Как скрижали, как грамоты на бересте.
Берестяные строчки несли сквозь столетия Наш язык. Пусть березы сгорели давно, Но на коже деревьев когда-то отметили Предки то, что судьбой испытать нам дано.
Неспроста полегли земляки наши славные: Кул Гали, Акмулла… Здесь имен и не счесть. Не обманешь народ горькой лживой отравою, Коль хранит береста его Славу и Честь.
«Бисмилла!» ─ этой книге промолвили б древние, Хоть «Аминь» и далек, но идти-то должна Сквозь пожары грядущие, боль многодневную, Раз в такие она рождена времена.
Перед вихрем придется сгибаться березою, Прижиматься к земле и молитву творить, Чтоб Всевышний помог в эти годы морозные Радость теплой поэзии людям дарить.
В этой книге стихи, словно песни народные; Пусть она остается открытой всегда Пред глазами эпохи, чтобы люди свободные Шли с открытой душой сквозь миры и года.
КУЛ ГАЛИ
В преданиях народа своего ты жив О, Кул Гали, великий современник мой! Из Булгара в Казань, сквозь время проложив Свой путь, сроднился ты с историей самой.
И сколько потеряла в долгом том пути Голов мужей великих нация моя? Лишь память имена их вновь переместит Из тех времен далеких в наши времена, Чтоб ими освятить татарские края.
Ты утирал нам слезы, Кул Гали, В истерзанных сердцах смягчал обиды грусть, Когда отверженные от святых молитв «Юсуфа книгу» мы учили наизусть.
Ты в этой книге доброй сохранил для нас Обычаи, живую предков речь. Юсуф и Зулейха с её страниц сейчас Потомков учат верность и любовь беречь.
О, Кул Гали, великий современник мой, Ты ни оставишь земляков своих в беде, И если даже бросят нас в колодец ледяной, Не дашь нам утонуть в его лихой воде.
Ты входишь в каждый дом, пройдя через века, Чтоб горести и боль с народом разделить, И потому любовь к тебе так велика, Что будешь ты всегда в душе татарской жить.
КЛЮЧ ЯЗЫКА
Богатства не вымаливала нам, В сердцах нередко бедность поминая, Ты, мама, открывала путь к словам, Значение и цену слов тех зная.
Как часто покидая отчий дом, Не думаешь о тягостях похода, Родною речью по стране ведом, Вслед солнцу ─ от восхода до захода.
И нет закрытых душ в твоем краю, Когда имеешь к ним ты ключ заветный, Зову ключом я этим речь мою, На ней привет аукнется ответно.
Несчастен тот, кто свой язык родной Забыл, ─ чужим среди своих он будет, И средь чужих он вряд ли будет свой, И всяк, кому не лень, его осудит.
Не примут люди от него добра ─ Оно стрелою острой обернется. Народом ключ придуман не вчера, Вот потому-то он родным зовется,
Язык наш. Мама, ты дала сынку Богатства мудрости в словах исповедальных, Храню я их, как ключ к эпохам дальним, И кланяюсь родному языку!
ПОЛЕТ
Летаю я во снах до сей поры И ощущаю крылья за спиною. Мечта летать сквозь годы и миры, Увы, увы, не блещет новизною… И все ж лечу! Лечу дорогой птиц, И странно, но меня не удивляет Свободный мой полет среди зарниц, Что суету сует не освещают. Все мелкое осталось далеко, Пустые хлопоты внизу исчезли ─ Им вознестись до неба нелегко, И пусть останутся навеки в бездне. Здесь родина кристальной чистоты, Свободы, для души необходимой, Пространства необъятной широты, В сравненье с ними жизнь ─ Лишь день единый. Проснулся я: Где крылья? Их уж нет. Но вниз я опускаться не желаю; Пока живу, еще я полетаю, Хоть остаюсь на бренной я земле. И позову себя сто крат в полет, Покуда птица в сердце не умрет…
БАБОЧКИ
Говорят, душа умершего возвращается бабочкой… Из народных поверий
Эх, по поверью б, в летний зной, Безвременно ушедших души Слетели б стайкой расписной К живущим ныне их послушать. Хоть раз один поговорить О том о сем, взбодрить былое, Забыть плохое, затворить Калитку в мелочное, злое. Осуществятся пусть мечты И сонмы бабочек чудесных Пускай слетятся на цветы, Что светятся в лугах окрестных. Быть может, обращусь в цветок И я, чтоб, аромат вдыхая, Душа отца мой лепесток Качнула, крыльями порхая. И чтобы ты, о мой малыш, Слетел ко мне, тебя согрел бы Своим дыханьем… Ну, услышь, Услышь меня в лазурном небе! Как неприкаянный брожу Сегодня по лугам и долам, На ярких бабочек гляжу, На странный их полет веселый. Как хорошо, что есть пока У смертных Вера во спасенье, И вслед за смертью воскресенье Придет. Душа вспорхнет с цветка, Как бабочка к небесной сени.
НА МАЙДАНЕ, ГДЕ ПРОШЕЛ САБАНТУЙ
Вчера здесь бурлил сабантуй огневой, Собрав на майдане родных и друзей. Прекрасно, что древний обычай живой Встречает поныне немало гостей. Там скачка лихая, а там на столбе Батыр распластался, К вершине ползет, ─ Так смелость обычно перечит судьбе, Но вот похвальбе не всегда здесь везет.
Здесь искренно ценится острый язык, Когда он незлобен, находчив, шутлив. А песни, к которым ты с детства привык… Как дорог душе их нехитрый мотив! Недаром друзей собирает майдан: Пусть знают, как добр наш народ и красив. Веселым подарком нам праздник был дан За то, что трудились, богатств не спросив. Пусть праздник прошел; проводили гостей, Но радость их душ, их сердец теплота Остались у нас. Будем ждать их вестей, И новую встречу лелеять в мечтах.
БЕРМУДСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК
Ну, что это за чертов треугольник! В нем хулиганят компасы, часы; И, самолеты в бездну отфутболив, Стирает он с радарной полосы. Найдешь корабль в нем в дрейфе, Без команды; В кают-компании парит горячий чай, Сигары тлеют, паруса на вантах, Но нет людей, ─ исчезли невзначай. Живых никто в нелепой той фигуре Бермудской никогда не находил, Наверно, сатана там, самодуря, Всех мариманов в пекло засадил. Найти, что хочешь, может археолог: Алмазы, яхонты внутри своих пластов, Но, что скрывает чертов треуголок, Захочет он узнать, ─ и был таков. И никому не будет интересна Частичка статистических потерь, А был он или не был, ─ неизвестно. Чему тут удивляться, если честно, ─ Вот то и удивительно теперь.
ВОЗНЕСИ
Ведь не были мы раньше низки, Так вознесите ж, крылья, меня От мелочности, злобы, тоски Навстречу свету нового дня!
До прошлого хочу вознестись, Чтоб в нынешнее вновь не упасть, Чтоб от душевной грязи спастись, Чтоб в низости людской не пропасть.
Вы вознесите, крылья, меня К зарницам от проклятых времен, Чтоб высветили блики огня Сквозь призму слез величье имен!
Те имена нам души спасут, И к славе наших предков святых Они, как крылья, нас вознесут Сквозь горечь этих дней непростых.
Потоки черной славы о нас Потопят тех, кто вылил её, И разверну я крылья в свой час, И вознесусь я в небо своё!
ТАТАРСКАЯ ПЕСНЯ
Чтоб не утратить языка, Излилась песнею страна, Татарский край мой, где века Благословляет нас весна. Ведет нас песня за собой Достойным праведным путем; Хоть тяжек он для нас порой, Мы молодеем и растем.
Судьба у песни нелегка: Она зачахнет в кабале, Подобно стебельку цветка, Что вянет на чужой земле. Стремился песню ветер злой Нещадным воем заглушить; Бушуя над страной родной, Не смог он суд над ней свершить.
Там родина ─ где ты поёшь, И тот язык, что ты поймёшь, И тот цветок, что ты найдёшь И милой нежно поднесёшь! В каких бы ни был ты местах, Благословенней нет земли, Татарской песни доброта Здесь все печали утолит.
СЛОВА ОБИДЫ,
Не по своей я воле пришел, Наверно, так сам Бог пожелал, А ты мне добрых слов не нашел, Вид сделал, что меня не узнал. За годы я познал для себя Лишения и море обид, ─ Они бурлят в крови, и, скорбя, Я понял, что тобою забыт. Чтоб каждой кочке кланялся я На предначертанном мне пути Ты хочешь, но судьбина твоя Не вечна так же. Ты уж прости! Ты нос свой слишком не задирай, Знай, прежде чем закончу свой путь, Скажу я: «Слушай, Мир, ты ─ не рай! Прими сочувствия! Не обессудь!»
КОНЕЙ ЗАПРЯГЛИ МАЛЬЧИШКИ
Запрягали мальчишки коней. Жаль, что детство ушло навсегда, И, увы, не найдешь лучших дней В нашей пешей судьбе никогда.
Запрягали мальчишки коней, Так и тянется в памяти воз. До сих пор нет коней тех родней. Повзрослели ль мы? Вот в чем вопрос.
Вот мальчишки коней запрягли, Покатили отцы вдоль реки, Прошептали им вслед ковыли, Что коней распрягут старики…
* * *
Звенит простор натянутой струной Над черной обнаженною землей, Сиротство жжет её, как будто зной Ей посыпает голову золой. Мир сузился, когда ушли от нас Мудрейшие, великие умы; Века разбились, превратились в час, И вновь мы оказались в царстве тьмы. Печали покрывают сединой Взрослеющих адамовых детей, Их лики под осенней желтизной Все тянутся вослед ветрам страстей. Уходят современники мои, Не успеваешь помахать рукой, Но бренный мир пока еще стоит. Боюсь, не долог у него покой…
СМОТРЮ, КАК ВСХОДИТ СОЛНЦЕ
Как солнце всходит над землей, смотрю. Начало дня спокойно всегда. И, окуная душу в зарю: «Я грешен», ─ со стыдом говорю… Каким по счету в мире был рожден, ─ Неважно, если солнцем согрет. Смеешься ты иль в грусть погружен, ─ Неважно, был бы солнечный свет. Пусть тучи покрывают чернотой Хрустальную небес синеву, Хулить весь мир не нужно, постой! Увидишь снова свет наяву. Как солнышко заходит, я смотрю, Платочком красным машет мне оно. Кто завтра утром встретит зарю? Наверно тот, кому суждено…
АБЫЙ Первому учителю Хасан ага Салихову
Душа ребенка ─ чистый лист бумаги, А Ваши листья ветер разметал, И я страничкой в славной Вашей саге, Само собою так случилось, стал. Кого куда судьбы заносит ветер, А чаще ─ буря, добрый мой абый, Повсюду Ваших листьев след заметят, Узрит незрячий даже Вашу быль. В каких чернилах Вы перо купали, Пытались смазать труд Ваш, ─ Не смогли… Знать, потому, что те глупцы не знали: Чернильницу Вы в сердце берегли. Несет по миру Ваши листья ветер, И я порой, к огню гонимый, мчусь, Успеть бы все прочесть на этом свете Покуда в пепел я не обращусь.
ПРАЗДНИК ГАРМОНИ
Гармони за окном разлились, Эх, не остаться бы и нам в стороне; Вставай народ, вставай, не ленись, Ну, хватит прохлаждаться во сне!
Поет гармонь иль плачет с тоской, Душа народа полнится с ней; Пишу стихи, утратив покой, Быть может, песней станут моей.
Сказать я в этой песне хочу: «Не нужно зря тревожить огонь: Коль кто-то руки тянет к мечу, Берет татарин в руки гармонь».
Гармонь татарин в руки берет И расправляет парус души, А парус этот в вечность ведет, Которую нельзя сокрушить, Коль песня в ней народная ждет!
Майдан зовет на праздник гармонь, А меч пусть полежит в стороне, Не надо, друг, его ты не тронь, Быть может, проржавеет к весне.
Страданья в глубь веков отойдут; Что бередить нам злобой сердца, Когда они лишь праздников ждут С гармонью, что в руках у певца.
НЕ МЕЛОДИИ БЫЛИ Заслуженному врачу Татарстана Равилю Шаймарданову
Стою, ошеломлен: хирург ли ты Иль нет? Сегодня ты от Бога гармонист, А пальцы эти в море суеты Нам утверждают, ты ─ вдвойне артист. Талант врача от Господа всегда, Ты Веру даришь людям, свет души, А с ними жизнь. Где Веры нет ─ беда, Так можно все на свете иссушить. Но если доктор в музыку влюблен, Он врачеватель дважды и втройне, Своим дыханьем дарит людям он То, что они бездумно жгут в огне.
Что толку в многотысячье лекарств, Коль умерла гармония души, Пройдет табиб сквозь сотню сотен царств, * Но без любви болезнь не сокрушит. Пусть эти пальцы в море суеты На планочках гармони отдохнут, Сожмут вновь скальпель, Острием мечты утраты срежут, Снова жизнь вернут!
* Табиб ─ (татарский) врач, целитель.
СЫНУ АЙДАРУ
У дома рода я ─ одно окно, Распахнутое в мир. И там, вдали, Ста поколеньям было суждено Излить печаль на древний лик Земли.
Отцу и давним предкам в летний день Хочу я показать ручьи, цветы, Садов цветущих ласковую сень И как, сыночек мой, смеешься ты.
Ночами часто не смыкаю глаз От мыслей, что рождение зари Не видят предки, но их песни в нас И в наших сыновей перетекли.
Сомкну я веки, как придет мой час, Закончив путь нелегкий для того, Чтобы надежды те, что жили в нас, Зажглись в очах у сына моего.
Его глазами вновь я загляну В грядущее. Быть может, мне оно В распахнутое рода моего окно Покажет новую счастливую страну.
СТАРИКИ НА СТОГАХ Просили испокон веков Седобородых стариков Навершия стогов творить, Чтоб не сумели разорить Живую плоть покосных трав Дожди и ветры, разорвав Укладов родовую нить.
Хоть взвилась ни одна пурга Над памятью о стариках, Поныне вижу те стога И вилы в жилистых руках, И постаменты из травы На фоне летней синевы.
Мчит время, ветры вдаль спешат, Людские толпы мельтешат. Ужели люди на селе Забыли тех, кто на земле, На их земле, простой косой Жал хлеб, встав с утренней росой? Нет! Нет! Уж, если помню я, То вспомнят и мои друзья, Прочтя столбцы моих стихов Про деревенских стариков И войлок шляп широких их, Что прячет взмах бровей седых.
ЗАБЛУДИВШИЙСЯ РЕБЕНОК… Слушая пение Хариса…
«Лес чёрен, Ночь над ним черным-черна …» ─ Ребенок чей один в глухом лесу? Так сколько ж сотен лет живет она, Та песня, что в душе своей несу? Что толку снова спрашивать о том, Скрывает раны чьи седой урман, Когда вошло страдание в твой дом И боль обволокла нас, как туман. От боли этой хочется кричать: «В лесу мы!..» Точно: лес вокруг, и в нем Запрятаны под черную печать, Ждем новых, лучших для себя времён. Бессмысленно деревья вопрошать, Придет ли время то, когда поймет Нас Родина. Не будет лес мешать Делам людским. Он лишь покоя ждет. А в песне всё бредет малыш в ночи, И мы страдаем, слушая напев, А лес оглохший как всегда молчит, Плащ безучастья на себя надев.
ВЕТЕР
Затянута деревня желтизной; И ветер, постучав в мое окно, Расплел березам косы, как шальной, И мысли мне запутал заодно.
О, ветер, ты в неистовстве своем Смог памяти ворота распахнуть И сердце в даль позвать, вскричав: «Пойдем! Пусть песни нам укроют долгий путь!» Быть может, этот робкий паренек, Село оставив, поспешит вослед За нами, пусть хоть на денек Избавится он от тоски и бед.
Останутся деревья, как всегда, Над золотом просыпанным стоять, И сумочку холщевую тогда В дорогу сыну подготовит мать.
И снова повторяет школьный класс: Л ─ листья, Д ─ деревня, осень ─ О… Беги мечта, беги и в детство нас Верни!.. Что ж, что ушло давно оно!
Затянута деревня желтизной, А ветер, по-разбойничьи свистя, Монеты золотые вслед за мной Швырнул. И мысли все летят, летят…
ЗАПАХ ЯБЛОК
Вот шлепаются яблоки на землю, Струя над садом запах колдовской. Осенним чудесам лишь тот не внемлет, Кто жизнь приемлет с грустью и тоской.
Обманет, завлечет шутиха-осень В сады ватагу озорных мальцов, Что яблоки у сторожей не просят, ─ Попробуйте, поймайте сорванцов!
Ловил садовник старый и за уши Таскал воришек, говоря: «Прости, Сынок, но старика послушай,─ Терпи, терпи и побыстрей расти…»
Вот шлепаются яблоки на землю, Их аромат прельщает малышей, Любое наказание приемлют, В блаженстве сладком им не до ушей.
В деревню вновь влечет меня тот запах, В ту пору золотую, в то вчера; Пред будущим не ведаю я страха, Но слышу яблок стук по вечерам.
ОСЕННИЕ ЖУРАВЛИ
Неужто это те журавли, Что прилетали в лето мое, Тоску на крыльях вновь принесли, Окрасив желтизною жнивьё?
Курлыканье и шелест их крыл Стократным эхом вьются вдали, И души тех, кто вас не забыл, Взлетят когда-то к вам, журавли.
Что это, дождик в солнечный день Просыпался в ладони полей? Нет, это крыльев легкая тень И звень прощальных слез журавлей.
Ах, осени! Сквозь множество дней, Сквозь сотни тысяч ливней, ветров Вы провожали в путь журавлей, Оставивших родительский кров.
Сердца у птиц, не зная оков, Стремятся к белизне облаков.
ЖИВЫЕ ЦВЕТЫ
Эй, вновь цветы проснулись по весне, Они корнями в жизнь проросли, Они сверкают в каждом окне И у людей в сердцах расцвели.
Какие б мой народ не знал века, Какие б не испытывал он дни, Его душа с душою цветка Своею красотою сродни.
И не грозим из окон кулаком Мы чужакам, идущим мимо нас; Входящих в дом, встречаем цветком, Прощаясь, говорим: «В добрый час!»
Так пусть повсюду в душах людских, Как в почве неземной доброты, Пронзив коросту тягот мирских, Свои побеги пустят цветы.
Эй, вновь цветы проснулись по весне. Забудь унынье, с песней живи! И пусть взойдут в любой стороне Цветы от нашей светлой любви!
ДРЕВО РОДА Безумствуя, рубили древо рода мы, Оправдываясь, что пришла нужда; Ствол предков, топором уродуя, В кострах сжигали ветви без следа.
Горело древо, полыхая кроною, От боли корни рвали плоть камней. В чьей власти жизнь родов исконная? Расти ли дальше древу много дней?
Ужель у всех родов судьба единая, ─ Коль древо есть, найдется и топор? Но донесла история старинная О том, что был и топорам отпор.
Вплетались в землю корни вековечные, Не выкорчевать родовые пни, Из них стволы взрастали к небу млечному, И до сих пор ещё живут они.
Мы ─ все побеги древа рода гордого, Наш долг ─ раскрывшись молодым листом, Сквозь время вызреть новой ветвью твердою, Чтоб креп наш род сегодня и потом.
ПРЫЖКИ ЧЕРЕЗ ОГОНЬ
Детишки стерегли коров Вблизи села в ночном, Сбирали хворост для костров, Борясь с коварным сном.
«Чатыр-р-чуфыр-р» ─ огонь костра Фырчит к исходу дня, И вот уж скачет детвора Сквозь языки огня.
Как здорово перескочить Через палящий круг: «Ну что, огонь не смог схватить? Что, не хватило рук?»
Но умудрился жар тогда Нам брови опалить, Вошел он в память навсегда И в ней он будет жить.
Поныне мы через костры Прыжки свои творим, Не так ловки мы и быстры И потому горим.
Тех, кто сгорел, в золу растер Огонь без укоризн ─ Не перепрыгнуть тот костер, Что высотою в жизнь!
ПОЭМЫ КОНЬ В СЕРДЦЕ Рядом с сердцем мужчины в пути иль в бою Билось издавна верное сердце коня, Конь джигита спасал из воды и огня, И поныне ему люди славу поют. Конь недаром В народных преданьях живет, И сегодня готовы по зову судьбы Взмыть в седло сыновья, Пальцы в гривы вплести И пуститься в полет, если честь позовет. Без свободы народ, что очаг без огня, Честь мужчины всегда познаётся в седле, Если мы на коне ─ не страшна нам беда, Пусть же кони пасутся на нашей земле!
Где-то жалобно ржет одинокий скакун, Стук копыт по стерне будит память мою, Гонит мыслей моих беспокойный табун. Чей же конь заблудился в ночном ковыле? Кто тебя потерял, Что ты бродишь вокруг, Как тебя обуздать И владельцу вернуть? Может, рок свой кляня, Бродит рядом твой друг, Как же он без коня Вновь продолжит свой путь? Чей скакун ржёт в степи и зовет он кого? Эй, джигит, усмири сердца гордого дрожь! Может, голос услышишь коня своего Да из песен моих вновь его заберешь…
Эх, хотелось бы мне, иногда хоть промчась На горячем коне над обманной судьбой, Чтобы имя «Ир-ат» жизнь батыра собой * Оправдало, как гордую древнюю связь. Коллективным тяглом без коней тащим воз. Да и где же их взять в безлошадной стране? ─ Увели скакунов по пороше в колхоз, А хозяев угнали в Сибирь по весне. Половина крестьянской души отмерла. Как считать половинками род мужиков? Легче вырвать остатки, изгнав из села Тех, кто вырос свободным под цокот подков. Слышно ржанье сирот из конюшен сырых, Что породу в игреневых бывших искать? Кони вымрут во первых, а мы ─ во вторых, Коль позволили нами легко понукать И поводья державы отдали тому, Кто про упряжь и сбрую видал только сны. Коль склоняем главу перед тем, кто во тьму Повергает страну, ─ мы лишимся страны…
Сначала лошадь увели, потом, Врагом тебя представив пред народом, Полезли в сердце, чтобы в нём перстом Убить коня, что в памяти, и сходу В душе конюшню возжелав создать Без иноходца, просто так, сортирно, Все измарать и, как навоз, измять. Потом сгрести, засыпать тихо-мирно Опилками следы подков лихих…
А мужики из дальних мест вернулись, Не все, конечно; да и души в них, Хоть не загинули, но так перевернулись, Что им теперь не до коней других.
* Ир-ат ─ (татарский) мужчина-конь. Да им теперь совсем не до коней, Им все равно, в какие сели сани Или в арбу хромую (шут бы с ней), В ту, что везёт седой ишак с усами.
Чужую песню мы давно поем, Почти совсем забыв свою родную, Чужой язык щербатым ртом жуем, Свой прикусить на долгий век рискуя. Теперь мужчины стали говорить О лошадях? ─ Нет! ─ Лошадиных силах, Мечтать о «Волгах», денежки варить, А сердца стук в кармане загасили. Да пропади ты пропадом, страна, С твоими недрами, лесами и конями! Сейчас ты лишь для толщины нужна Тех «кошелей», что никогда корнями В родную почву вновь не прорастут, Не омываясь родниками Веры. А что до истины, ─ её сметут Вина потоки, что текут без меры.
Так как же без коней остались мы? Кто держит взаперти их, как в остроге? Ведь наши предки даже от сумы Кормили их всегда, хоть сами ноги Протягивали. А когда война Глаза героев покрывала тенью, Коней вставала крепкая стена. Врагов не подпускали на мгновенье К себе, как будто чувствуя, что те Коня не носят в опустевшем сердце, А в имени «Ир-ат» на их версте Горит лишь росчерк их поганой смерти. Зачем коней безмозглым, коль для них Всегда найдутся кости, как собакам? Пусть мертвыми бредут и средь живых: Им совесть ни к чему под этим знаком.
Чтоб опуститься, кони не нужны. Исчезнет совесть ─ и конец народу! О скакунах напомнят только сны, Что не вернут ни счастье, ни свободу. Но вновь мужчины с именем «Ир-ат» Придут с прекрасным скакуном В огромном сердце, Не будет никаких для них преград, Высот недостижимых, вы поверьте! Придут!
Случалось в юности и мне коней искать ─ Терялись часто, после находились, А этим удалось сквозь годы ускакать, Умчались, в сизой дымке испарились. Лишь ржанье где-то в дальнем далеке Усиливает от разлуки горечь, Скользит рассвета строчка по реке, Увы, табун лихой укрыла полночь. Но вспоминаю каждого из них ─ Сироты-кони ─ каждого жалею, Недавно жили вы в сердцах мужских, А нынче вдруг сердца осиротели. Как может в сердце у Сибая жить Скакун, когда льет клевету хозяин? А конь Гаты в неволе мог бы быть Как сам Гата? Не мог ─ мы это знаем. А конь Сабира-правдолюбца как Остаться в сердце простодушном Смог бы, Когда спился оболганный простак, А после был в собраниях задолбан? Сабир начальству правдой насолил, Его за то в отместку и сломали, Несправедливость он вином залил. Таких Сабиров много сотен знали.
Эх, кони, кони! Жаль, конечно, их, Но жалость больше я таю к мужчинам, В сердцах которых нету вороных, Буланых нет, других коней былинных. Навек остаться пешим нелегко, О четырех ногах и то споткнуться можно, Без чести не уедешь далеко ─ Честь, как опора! Жизнь без чести ложна. Булаты, Амиржаны и Нажипы! Ах, если бы в сердцах у вас всегда Скакали кони вольные ─ не «джипы», Вы чести б не роняли никогда! И все-таки надеюсь, что в народе Батыров честных больше, чем лжецов. Изгоним из своих семей уродов, А вот в сердца вернем коней отцов!
…Темный лес, чернота невмочь. Чтоб пройти, нужен верный конь. Песня-конь эту страшную ночь Нам поможет сейчас превозмочь. Коль в стране не осталось коней, Им замену найдем в песнях мы, Из беды и нужды черных дней Выйдем с песнями, как из тьмы. Но неужто лишь в трудный час Песня нам для спасенья нужна? Что-то мало поют у нас, Отговоркой тому ─ времена Или рок, или призрачный мир… Раньше пели мы без вина, И давно уж не конь кумир А мужчин, что дошли «до дна». Заливает по горло хмель, Не до песен и не до стихов, А бессвязный язык пустомель Хром, как ноги коня без подков. Как мы сбились с пути отцов, Заблудились в «своих временах»? Эх, поймать бы коней-молодцов И взлететь бы скорей в стремена!
Окрыленный любовью своей, Словно сокол, летел батыр. Кони белые, скольких людей Вы умчали в счастливый мир! Сколько судеб соединив, Через годы их пронесли, Чистоту нежных чувств сохранив, Не сломав и не обронив! Через степи издалека Мчать готов ты на зов огня, Но узда у любви узка, Очень трудно взнуздать коня. Крепко к холке прижми седло, Не сумеешь объездить, знай, ─ Навсегда ускользнет, как стекло, Так же счастье не прозевай! Конь не только приветы дарил От Туфанов Луизам, он жизнь Полюбивших без укоризн Крепко-накрепко соединил. Кони счастья нас в рай несут, Если любишь ─ скорей их зови, Но на шеи коням любви Ты не силься надеть хомут!
Жизнь без коня темна. Страдает, чуть дыша, Порой без скакуна И женская душа. Осиротев, скорбит, Пришла нужда-печаль ─ Любимый конь убит ─ Начало всех начал. Колхозный горький труд, Хозяйство, скот, холсты ─ В затяжках жёстких пут Всё выдержала ты. Не всякий богатырь Такое б смог снести, Раскинув руки вширь, Свалился б он в пути. Терпенье б матерей ─ Да нашим мужикам, Поводья всех коней Им приросли б к рукам. Но муха тронет нас Тонюсеньким крылом ─ Заноем в тот же час За кухонным столом. Виним эпоху мы, Твердим, как тяжка жизнь, Текут потоки тьмы От наших укоризн. …Хожу среди мужчин, Не находя мужчин, Средь жалоб и кручин Угас мужицкий чин. Неужто рождены Мы только для жены?!
Впрягали летним днем Мы в сани жеребца, Чтоб уничтожить в нем Дух воли до конца. Откуда знать могли, Что так же может быть Сынам родной земли Придется воз влачить? Как лошадей подчас Впрягут нас ─ мы везем, Стреножат к ночи нас ─ Бредем, стерню грызем.
О, женщина! Скажи, Дарила роду ты Сынов своей мечты, Чтоб выросли мужи, Что зова предков ждут, Чтоб вмиг взлететь в седло, Пока не запрягут В арбу их, как ослов? Сорвав остатки пут, Пусть мчатся на майдан, Туда, где братья ждут. Тот путь им Богом дан.
Что за мужчина без коня ─ Коня, что совестью зовут? Жить без него нельзя и дня, Но многие всю жизнь живут. Мог жеребенка в сердце ты Впустить давно, и аргамак В нем жил бы чудной красоты. Коль носишь имя ты «Ир-ат», Почувствуй же в душе коня, И он, прорвав кольцо преград, Примчит, подковами звеня. Не навсегда сбежал скакун, Когда ты с именем таким, Вернется через много лун Он, сердцем позванный твоим. Лишь честь в душе своей храня, Вернуть сумеешь ты коня.
БАЛЛАДА О СТОЛБАХ ОТ ВОРОТ Моей матери ─ Бибидаррие Ахметвалиевне посвящается 1. Наш старый двор и улицу весной Будил скворчиный шебутной народ. Он очищал удобный домик свой В дупле столба ─ того, что для ворот Поставлен был когда-то так давно, Что многое порассказать бы мог, Но голоса лесине не дано, Стоит, замкнувши губы на замок. Так почему же выбрали скворцы Дубовый столб тот ─ может, оттого, Что уходили деды и отцы Под трели их из дома своего.
2. У хазрата сгорели дотла Дом, хозяйство… Торчат лишь труба От печи посредине села Да два черных воротных столба. В год, когда прогремел манифест, Он избу сотворил на века; Но сгорел целый мир, снялись с мест Те, кто души лечил мужикам. Вера опиумом названа, Не нужны ни мулла, ни раввин, Без попов обойдется страна. Но народ не обидел седин: Сход крестьянский добра не забыл, Проявив уваженье к чалме, Увезли старика в Янавыл, Чтобы там прижился он к зиме.
Все сгорело, лишь пепел лежит Белым снегом, где жил наш хазрат. Что с собой ему взять подскажи, Подскажи ради Господа, брат! Вот и взял от ворот он столбы ─ Пригодятся для новой избы.
3. Даже если не будет избы Снова срублено в избранный срок, Как опора сгодятся столбы, И беда не собьёт тебя с ног. Без хозяйства не жить на селе: Без лошадки, коровки, овец; Не поможет никто, коль себе Не поверишь, ─ наступит конец. Только Вера фундамент всему, Да простит нас Великий Аллах, Пропустил ты намаз, но тому Объяснение есть, ─ был в делах. Дни и ночи гнул спинушку ты, И тому подтвержденьем ─ столбы, Что и в саже остались чисты Вопреки всем ожогам судьбы.
4. Все видали столбы у ворот: То, как в новом селе беднота Кулаком старика обзовет И прогонит в чужие места; Как бездельник войдет в его дом, Как он пустит бездумно в распыл Все, что нажито честным трудом; Как очаг без присмотра остыл. И еще повидали столбы «Белых», «красных», и ясно одно: Всем в стенах этой тесной избы Кров бездельник давал за вино.
От обиды взмолился хазрат: «Неужели не видишь, Аллах, Как безбожники эти творят Зло в своих нечестивых делах? Что же Ты разрешил оскорблять Стариков в их родимой стране?» Знать, услышал Господь, коль к весне Дом хазрату вернули опять. Только черное имя «кулак» На воротах оставило знак.
5. О, столб, мой почерневший старый друг, Ну, отчего совсем ты не сгорел, Когда от злобы, что взыграла вдруг, Просыпалась над нами туча стрел? Хоть много утекло с тех пор воды, Но разрывают душу мне скворцы, Напоминая дни былой беды И дни, что наших новых бед творцы. Ну, как забыть страдания семьи И взрослых дочерей твоих позор, Хазрат, когда ученики твои В твоем гнезде устроили разор? Скажи, как смыть кулацкое клеймо С детей твоих, хоть умер ты давно? В колхозе правит пьяница-лентяй. Брюзга последний, мерзостный слюнтяй, Под флагом красным вдруг обрел почет И трудодням ведет в тетрадке счет, Не зная, сколько будет дважды два, Осилив подпись в три креста едва. А дочери-березоньки твои, К столбам прижавшись, коротают дни, Не зря с кипеньем цвета у берез Столбы омыл поток девичьих слез.
6. А черные столбы стоят себе. Что годы им? Крепки они пока. И дочерям хазрата в их судьбе Досталась ноша ─ ох, как не легка! И света белого им видеть не дано, И даже быть людьми запрещено. Пришлось как всем стать силой ломовой В колхозной потогонке дармовой: Одна за стадом шла, ну а другая В работе черной билась, изнывая. При случае любом винили их В том, что отец покойный был муллой. И хоть трудились сестры за двоих, Часть трудодней снимали с них долой, Могли прогнать полуголодных прочь. Где правил страх, никто не мог помочь.
7. Но не откуда-то приходит жизнь, Она сквозь створки этих вот ворот Вошла в родимый двор без укоризн С семьей второй сестры, и поворот К добру произошел, и луч в окне Зажегся в отчем доме по весне. А старый столб уже как коновязь (Да, много лет жил двор наш без коня). Гордится столб, что не свалился в грязь, Что стал опять опорой бытия. И детвора на травке у ворот Резвится в беготне и кувырках. Но что ж так зашумел скворчиный род, Коль их гнездо не трогают пока? Быть может, это изнутри столба Раздался вдруг звенящий скорбный звук, Как будто чья-то страстная мольба Шла из дупла, как отзвук прошлых мук?
Столбы, столбы ─ свидетели того, Что спрятано в глубинах наших душ, Пред вами пронесли не одного К погосту. Точно так и муж Ушел от нашей дорогой сестры И от оравы малой детворы. Одни лишь лапти с ног его сняла И снова тонет в омуте нужды, Ударилась о столб и обняла, Чтоб снял с неё старик хоть часть беды. О, как кричат в гнезде своем скворцы!
8. Жива печаль немолчная в дупле, Что в старом, много видевшем столбе. Упал бы человек, но на земле Опору ищет он, назло судьбе. Лишь страждущим опора та дана, Опора эта Верой названа. Вдова глотала слезы от обид, Когда живешь одна, то их не счесть. Пытались многие под бок подлезть, И лоб о столб был ни один разбит ─ Столб женской чести крепко в землю врыт. И пусть ушел навеки в мир иной Любимый, ─ в сердце он, он не забыт, И в памяти её всегда звучит: «Тутекаем, как хорошо с тобой!» Корили мужики отцом-муллой, Но домогались, холя в душах месть. Ну а столбы, храня хозяйки честь, Все видят и скрывают под золой.
9. К воротам выходила часто ты, Своих детей подросших провожая, Когда, услышав зов своей мечты, Те говорили: «мама, уезжаю».
Что им ответишь? Мы, как те скворцы, Прощаемся с окрепшими птенцами, Они теперь судьбы своей творцы И тоже станут мамами, отцами. Да, улетают… Что же вы, скворцы, Подняли гвалт такой над черными столбами? Пора привыкнуть бы, не могут же птенцы Навек остаться гнезд своих рабами. И все ж тревожно матери всегда: Чем старше дети, тем больней их беды. Увы, не красят матерей года И горе то, что им пришлось изведать. Вновь опустело гнездышко в столбе, А мать стоит, тая печаль в себе.
10. Много знают столбы от ворот. Что ж увидеть им вновь суждено? Счастье новое, горе сирот? ─ Угадать нам, увы, не дано. Дети в город зовут навсегда. Мать согласна, собраться спешит. Вот уедет, ─ исчезнет тогда Из села прелесть чистой души… Потому полдеревни к столбам Вдруг пришли дочь муллы проводить, Даже те, кто когда-то по лбам Получали, ─ ну, что их судить! От хазрата теперь никого Не осталось в селе Янавыл, И, наверно, в дупле оттого Ветер вдруг заунывно завыл. А, быть может, сам столб застонал От тоски неизбывной в ночи И от горя, что много познал. Дуб мореный и тот не смолчит!
А поутру пришла детвора, Что-то там отыскала в траве И, смеясь, унеслась со двора, Растворясь, как скворцы в синеве.
11. Снова вспомнили мы о скворцах ─ Прилетали, покуда столбы Сохраняли нам память в сердцах, Но забыт даже запах избы. Повалились опоры ворот, Раз уж нету нужды в них давно, А веселый скворчиный народ Прошлым летом примчал все равно. Как им было, беднягам, узнать, Что хозяюшка дома ─ в земле, Горько стали гнездо поминать И к ночи улетели во мгле ─ То ли в город хозяев искать, (Только где ж их найдешь средь хором), То ли в рощу по веткам скакать, В дуплах брошенных вить новый дом. Так и мечутся целые дни Птицы в черных своих сюртучках, Может, души умерших они, Без молитвы ушедших во прах? Редко кто в твердой Вере живет, В душах к деньгам идет поворот, Но когда всех нас Он призовет, Не помогут столбы от ворот!
Ильдар Юзеев БЕРЁЗОВЫЙ ВЕТЕР
Когда истомишься тоскою, Идёшь ты в берёзовый лес, Мечтая предаться покою, Текущему в кроны с небес. Свои потаённые думы Откроешь берёзе седой, Что встретит объятьем бесшумным Тебя со святой простотой. Лишь только щека прикоснётся К серёжкам пушистым, как дым, Вновь сердце твоё встрепенётся И вспыхнет огнём молодым. Не стоит вздыхать с укоризной, Когда, прозревая в тот миг, Поймёшь, что, шагая по жизни, Уже середины достиг. И всё ещё будет на свете ─ Успеешь отречься от грёз, И волосы ласковый ветер Потреплет сквозь ветви берёз.
_______________________
Михаил Тузов родился в 1945 году в Казани. Имеет высшее военное образование. Автор семи сборников поэзии, либретто рок-оперы «Грань», один из авторов двух поэтических альманахов «Галерея», призёр Московского международного конкурса поэзии «Золотая строфа 2009»
|
.jpg)
